Твердая рука
Шрифт:
— Давайте разберемся... Вечером в Гинеях у него была легкая лихорадка, как бывает при простуде. Но вскоре озноб прошел. Значит, дело в другом, и у него разболелось сердце. Но мы не сумели это предвидеть.
— У какого процента лошадей развиваются сердечные заболевания? — задал я вопрос.
Не покидавшая его ни на минуту тревога уменьшилась, когда мы наконец затронули нейтральную тему.
— Наверное, у десяти процентов учащенное сердцебиение. Но, как правило, это ни о чем не свидетельствует. Владельцы не любят покупать таких лошадей, но поглядите на Ночку. Она выиграла чемпионат в Харди, а ведь у нее сердечные спазмы.
— Вам часто попадались лошади, переставшие выступать из-за болей в сердце?
Он пожал плечами.
— Может быть, одна или две из сотни. Джордж Каспар за все годы вытренировал сто тридцать лошадей, подумал я.
— Как, по-вашему, скакуны с плохими сердцами встречались у Джорджа Каспара чаще, чем у других тренеров?
Он опять заметно расстроился.
— Не знаю, смогу ли я вам ответить.
— Если «нет», то в чем проблема? — добродушно произнес я.
— Но цель вашего вопроса...
— Один клиент желал узнать, — на ходу сочинил я и с огорчением ощутил, как легко далась мне эта ложь, — может ли он послать Джорджу Каспару отличного годовалого жеребца. Он попросил меня проверить, как обстоят дела у Глинера и Зингалу.
— Да. Понимаю. Нет, ему незачем волноваться. Ничего серьезного. Конечно, Каспар — замечательный тренер. Если ваш клиент не станет слишком жадничать, когда его лошади исполнится два года, то никакого риска не будет.
— В таком случае спасибо. — Я встал и пожал ему руку. — Я полагаю, что у Три-Нитро здоровое сердце?
— Абсолютно. Крепкий жеребец без всяких изъянов. И сердце у него стучит, как гонг, громко и четко.
Глава 6
— Ну, вот и все, — проговорил Чико, когда нам принесли пиво и пирог из ресторана отеля. — Конец истории. У миссис Каспар поехала крыша, и к молодняку не подпустят никого, кроме Джорджа Каспара.
— Услышав это, она явно не придет в восторг, — отозвался я.
— А ты ей скажешь?
— Прямо сейчас. Если она по-прежнему убеждена, мои слова могут ее немного отрезвить.
Я набрал номер телефона Джорджа Каспара и попросил Розмари, передав, что звонит мистер Барнс. Она подошла и неуверенно спросила, как и всегда в разговоре с незнакомцем:
— Мистер... Барнс?
— Это Сид Холли.
Она сразу перешла в наступление.
— Я не собираюсь с тобой общаться.
— Но, может быть, вы со мной встретитесь?
— Конечно, нет. Мне незачем ехать в Лондон.
— Мне надо вам многое сообщить, — пояснил я. — И, честно признаться, не думаю, что вам нужно маскироваться и вести себя в таком духе.
— Я не желаю, чтобы кто-то в Ньюмаркете увидел меня вместе с тобой.
Однако она все же согласилась подъехать, усадить в свою машину Чико и двинуться, куда он укажет. Мы с Чико отыскали на карте место, способное привести в чувство любого параноика. Кладбище в Бартон Миллс, в восьми милях от Норвича.
Мы припарковались у ворот, и Розмари направилась со мной по дорожке вдоль могил. Она снова надела плащ и повязала шарф, но на сей раз обошлась без парика. От резкого ветра пряди ее светло-каштановых волос выбились из-под шарфа и упали ей на глаза. Она откинула их нетерпеливым жестом. Ее движения были не такими порывистыми, как во время визита ко мне, но по-прежнему слишком нервными.
Я рассказал ей о встречах с Томом Гарви и Генри Трейсом на их фермах. Я рассказал ей о беседе с Бразерсмитом и передал все, что они говорили. Она слушала и покачивала головой.
— Лошадей испортили, — упрямо заявила она. — Я в этом уверена.
— Каким образом?
— Я не знаю, каким образом, — отрывисто и злобно бросила Розмари. От волнения ее губы некрасиво подергивались. — Но я предупреждаю, скоро они доберутся и до Три-Нитро. Через неделю состоятся скачки в Гинеях. Вы должны сохранить его в безопасности хотя бы эту неделю.
Мы шли по дорожке мимо могильных холмиков и серых, потускневших от дождей надгробных памятников.
Траву скосили, но я не заметил на могилах цветов. Посетителей тоже не было видно. Казалось, что здесь покоятся лишь давно умершие и всеми забытые. Теперь хоронят, скорбят и оплакивают на муниципальном участке, далеко за городом, а тут — одни могильные холмики и пышные венки.
— Джордж удвоил охрану Три-Нитро, — сообщил я.
— Я знаю. Не мели чепухи. Я нехотя продолжил:
— Если события будут развиваться нормально, ему придется хорошенько оттренировать Три-Нитро перед скачками в Гинеях. Возможно, вплоть до субботнего утра?
— Я так полагаю. Что ты имеешь в виду? И почему ты спросил?
— Ну... — Я помолчал, размышляя, разумно ли делиться с Розмари появившейся у меня теорией, пока та не подтвердилась, да, очевидно, и не сможет подтвердиться.
— Продолжай, — неприязненно произнесла она. — Что ты хотел сказать?
— Вы не могли бы понаблюдать и попросить Джорджа принять все меры предосторожности, когда он выведет Три-Нитро в последний раз перед скачками.
Особенно если лошадь пустится галопом. — Я сделал паузу. — Проверить седло и тому подобное.
— О чем ты говоришь? — с яростью напустилась на меня Розмари. — Ради Бога, разъясни. Почему ты так озабочен?
— Множество скачек были проиграны, потому что лошадей чересчур загоняли на тренировках.
— Разумеется, — торопливо вставила она. — Это всем известно. Но Джордж так не поступал. Никогда.
— А что, если в седло положили свинец? А что, если трехлетка пустилась в галоп с пятью фунтами тяжелого груза? А потом через несколько дней ей предстояли тяжелейшие испытания в Гинеях? И от Напряжения у нее заболело сердце?