Твердая рука
Шрифт:
— Ключи, — донесся до меня голос. — Живо.
Нас никто не должен видеть.
Я почувствовал, как они принялись шарить у меня в карманах. Что-то зазвенело, и я понял, что они нашли ключи. Понемногу я пришел в себя и решил сопротивляться. Это были чисто рефлекторные движения. Надо ли говорить, что я сделал очередную ошибку.
Повязка на глазах затянулась еще туже, и они заткнули мне рот и ноздри сильно пахнущим тампоном. Эфир... Через минуту я потерял сознание. В последний момент у меня мелькнула мысль, что если мне суждена судьба Мэсона, то они не теряли времени даром.
Сначала я осознал, что лежу на соломе. Солома, как в стойле. Когда я попытался сдвинуться с места, она зашуршала. Первым ко мне вернулся слух. Так случается всегда.
Несколько падений с лошади стоили мне сотрясений мозга. Я решил было, что упал с лошади, но не мог вспомнить, с какой и где.
Забавно.
Дурные новости не заставили себя ждать. Я окончательно очнулся, и до меня дошло, что я вовсе не скакал верхом и не падал с лошади. Ведь у меня одна рука.
Меня среди белого дня похитили на лондонской улице. Я лежал на спине с завязанными глазами, мои грудь и предплечья были туго обвязаны веревкой, а руки прижаты к телу. Я не знал, почему я тут очутился, и не слишком верил в светлое будущее.
Проклятие, проклятие, проклятие. Мои ноги тоже были привязаны к какому-то неподвижному предмету. Вокруг царила темнота, и из-под краев платка мне ничего не удалось разглядеть. Я сел и попытался хоть немного высвободиться, затратил на это массу сил, но, увы, попусту.
Мне показалось, что прошла тысяча лет, прежде чем я услыхал шаги где-то наверху. Потом скрипнула деревянная дверь, и зажегся свет.
— Лучше не пробуйте, мистер Холли, — донесся до меня голос. — Одной рукой вы эти узлы не развяжете.
Я больше и не пробовал. Продолжать не имело смысла.
— Они вас здорово отделали, — с нескрываемым удовольствием произнес голос.
— Веревки, эфир, удар дубинкой и завязанные глаза. Ну, я им, конечно, сказал, чтобы они действовали поосторожнее и не били по вашему протезу. А то один негодяй говорит о вас всякие гадости. Дескать, вы ударили его, чего он совсем не ожидал.
Я узнал этот голос. Легкий манчестерский акцент, интонации человека, уверенно поднимающегося вверх по социальной лестнице. В нем звучало сознание собственного могущества.
Тревор Динсгейт.
В последний раз я видел его на утренней разминке в Ньюмаркете, когда лошади пустились в галоп. Он следил за Три-Нитро. Он сразу заметил его, потому что в отличие от большинства зрителей знал работающего жокея. Динсгейт отправился на завтрак к Джорджу Каспару. Букмекер Тревор Динсгейт вызывал у меня сомнения, я допускал его причастность к махинациям и закулисной игре. Я должен был этим заняться, но до сих пор ничего не сделал.
— Снимите повязку, — скомандовал он. — Я хочу, чтобы он меня видел.
Какое-то время пальцы ощупывали и развязывали плотный кусок материи. Когда его сняли, меня чуть не ослепил свет, но первыми я увидел направленные на меня ружейные стволы.
— И ружья надо убрать, — угрюмо произнес я. Это оказалась не конюшня, а амбар. Слева от меня лежали огромные тюки соломы, а справа в нескольких ярдах стоял трактор. Мои ноги привязали к борту прицепа сенокосилки. В амбаре оказалась высокая крыша с балками, одна не слишком яркая лампочка освещала Тревора Динсгейта.
— Жаль, что вы так чертовски умны, — сказал он. — Знаете, что они говорят?
Если за вами следит Холли, то будьте начеку. Он подкрадется к вам, когда вы думаете, будто ему о вас ничего не известно. И не успеете вы разобраться, что к чему, как за вами захлопнутся тюремные двери.
Я ничего ему не ответил. Да и что тут можно сказать? Особенно если сидишь связанный по рукам и ногам и на тебя направлены ружейные дула.
— Ладно, я от вас ничего не жду, понимаете? — начал он. — Я знаю, вы уже многое раскопали и, черт побери, основательно поработали, чтобы меня могли сцапать. Расставили свои ловушки, не так ли? И ждали, когда я упаду вам в руки, как и другие. — Он остановился и поправил себя. — Вам в руку, — уточнил он, — в этот занятный протез.
Он говорил со мной так, словно знал, что у нас сходное происхождение, мы оба вместе начинали и прошли нелегкий путь. Дело отнюдь не в его акценте, а в манере держаться, решил я. Сейчас ему незачем было на что-то претендовать. Он говорил попросту, считая меня равным и полагая, что я это пойму.
Он появился здесь в городском костюме. Морского фасона, но на этот раз в тонкую светлую полосу и с галстуком от Гуччи. Наманикюренные руки сжимали ружье, и я догадался, что во время уик-энда он любил поохотиться. Какая, собственно, разница, принялся рассуждать я, что палец, нажавший на спуск, чистый и ухоженный. Какая разница, что ботинки убийцы надраены до блеска. Я попытался сосредоточиться на глупых подробностях, потому что не желал думать о смерти.
Он постоял еще немного, не говоря ни слова и наблюдая за мной. Я сидел неподвижно, пробовал успокоиться и размышлял о тихой, чистой работе биржевого маклера.
— И вы совсем не нервничаете? — спросил он. — Ни капельки?
Я промолчал.
Двое других мужчин стояли сзади меня, справа, и я не мог их видеть. Хотя слышал, как они переминались с ноги на ногу, задевая шуршащую солому. Они слишком далеко от меня, и я до них не доберусь.
Я не переодевался с утра и оставался в том же костюме, в котором завтракал с Чарльзом. Серые брюки, носки, темно-коричневые ботинки и в дополнение к ним веревка. Рубашка, галстук, недавно купленный блейзер (и, прямо скажем, отнюдь не дешевый). Но какое это имеет значение? Если он убьет меня, Дженни получит все остальное. Я не стал менять завещание.
Тревор Динсгейт переключил свое внимание на человека, стоявшего у меня за спиной.
— А теперь слушай, — приказал он, — и не ворчи. Возьми эти два куска веревки и привяжи один к его левой руке, а другой — к правой. И проследи, как бы он чего не выкинул.
Он поднял ружье так, чтобы я смог увидеть дуло. Если он выстрелит отсюда, подумал я, то угодит прямо в своих подручных. Но в общем-то сцена мало походила на кровавую разборку. Подручные начали привязывать куски веревки к моим запястьям.