Твердая рука
Шрифт:
Непохоже, что Эш опять обратится в ту же фирму, хотя бы и не сразу. Он должен предвидеть опасность, но, может быть, и сваляет дурака. Я устало отвернулся.
Мне захотелось выпить Виски. Я поднялся и налил себе полный бокал.
— Ты что, начал крепко пить? — спросил меня Чарльз, подошедший сзади.
В его протяжной интонации слышалось откровенное издевательство.
Я стиснул зубы и ответил:
— Нет.
Не считая кофе и воды, это была моя первая выпивка за неделю.
— Твое первое алкогольное затмение за эти несколько дней, я не ошибся?
Я даже не дотронулся до бокала, поставил его на поднос с напитками и обернулся. Его глаза сделались холодными как лед. Он относился ко мне с подобной неприязнью, лишь когда мы познакомились.
— Не будьте таким идиотом, — огрызнулся я. Чарльз выдвинул подбородок.
— Уже вспыхнул, — саркастически прокомментировал он. — Да, гордость осталась при тебе.
Я поджал губы, повернулся к нему спиной и одним залпом осушил бокал.
Немного погодя я расслабил напрягшиеся мускулы и сказал:
— Этим вы от меня ничего не добьетесь. Я вас слишком хорошо изучил. Для вас оскорбить кого-нибудь — значит повернуть рычаг и вызвать человека на откровенность. В прошлом вы со мной это проделывали. Но сейчас вам не удастся.
— Если я найду верный способ, то пущу его в ход, — заявил он.
— А вы не желаете выпить? — полюбопытствовал я.
— Если ты просишь, то пожалуйста. Мы уселись в кресла друг против друга. Я размышлял о всякой всячине, мало-помалу стал отходить и уже не мучался угрызениями совести.
— Знаете, — сказал я. — Нам не надо обхаживать разные инстанции и выяснять, кто составлял этот список клиентов. Лучше расспросить самих людей.
Вот этих... — Я кивнул в сторону кипы открыток на букву "М". — Мы поинтересуемся, в каких списках они значатся. Спросим нескольких человек, подсчитаем, выделим совпадения. Вдруг что-нибудь да получится.
Когда Чарльз уехал к себе в Эйнсфорд, я принялся бесцельно бродить по квартире, сняв галстук и пиджак. Я постарался сосредоточиться и все трезво обдумать. Я твердил себе, что ничего особенного не произошло: Тревор Динсгейт лишь пытался меня запугать и добиться, чтобы я прекратил расследование, которое, по сути, еще не успел начать. Однако я не мог избавиться от гнетущего чувства вины. Уж если он засветился и я понял, что он не намерен отступать, то просто должен был его остановить. А я этого не сделал.
Предположим, его планы сорвались и в среду я был бы на скачках в Ньюмаркете, продолжал рассуждать я. Вполне возможно, что я вернулся бы оттуда в Лондон, так ничего толком и не узнав. Более того, я вернулся бы без особой уверенности, будто на скачках можно было хоть что-то узнать, вплоть до той минуты, когда Три-Нитро приковылял последним. Но сейчас я должен действовать, как всегда, уверенно и не теряя проницательности. Легко сказать, ведь угрозы Тревора Динсгейта превратили меня в трусливое ничтожество.
Я мог бы воззвать к своей щепетильности (которая, впрочем, у меня отсутствовала) и к здравому смыслу — в сложившихся обстоятельствах у меня не было иного выхода. Я мог бы проанализировать события и попросить прощения. Я мог бы сказать, что не стану заниматься тем, с чем до сих пор не справился Жокейский Клуб. И всякий раз я сталкивался с горькой истиной: я не поехал туда, потоку что испугался.
Чико вернулся, закончив свои занятия по дзюдо, и вновь принялся допытываться, где я пропадал. Я продолжал отмалчиваться, хотя знал, что он не станет презирать меня больше, чем я сам.
— Ладно, — наконец проговорил он. — Ты решил хранить свои тайны.
Посмотрим, что это тебе даст. Но где бы ты ни был, добром твои приключения не кончились. Ты только погляди на себя. Уж лучше бы ты все рассказал, а то словно заперся на ключ.
Однако я всю жизнь привык «запираться на ключ». Так я защищался от мира еще в школьные годы. Я выстроил стену, и разрушить ее было невозможно.
Через минуту я сдержанно улыбнулся:
— Ты хоть немного передохнул на Харлистрит?
— Так-то оно лучше, — откликнулся Чико. — Знаешь, ты много потерял.
Три-Нитро после скачек в Гинеях увезли на обследование, а всю конюшню Джорджа Каспара перевернули вверх дном. Кстати, в «Спортинг лайф» об этом целая статья.
Адмирал принес сюда газету. Ты уже прочел?
Я покачал головой.
— Мы-то считали, что наша Розмари с приветом. А выходит, она первая догадалась. Интересно, как это им удалось?
— Им? — переспросил я.
— Ну тем, кто это сделал.
— Я не знаю.
— Утром в субботу я протолкнулся вперед, чтобы посмотреть галоп, — сказал он. — Да, да, я знаю, ты послал телеграмму, что тебя к этому времени не будет, но в пятницу я полночи развлекался с одной прехорошенькой куколкой, вот и остался на следующий день. Ночью больше, ночью меньше, какая разница, да к тому же она была машинисткой у Джорджа Каспара. — Она была... — Печатает. Иногда объезжает лошадей. В общем, она сама говорит, что может делать чуть ли не все, да еще болтать без умолку. Новому запуганному Сиду Холли не хотелось даже слушать эти истории, — В среду в доме Джорджа Каспара весь день скандалили, — продолжил Чико. Началось за завтраком. К ним явился Инки Пул и сказал, что Сид Холли приставал к нему с вопросами, а ему, Инки Пулу, это не понравилось.
Он сделал паузу, рассчитывая, что как-нибудь я отреагирую. Но я просто посмотрел на него.
— Ты меня слушаешь? — насторожился он. — У тебя опять лицо точно камень.
— Прости.
— Затем пришел ветеринар Бразерсмит, услышал, что говорит Инки Пул, и добавил: "Как любопытно. Сид Холли на днях был у меня и тоже все расспрашивал.
О болезнях сердца. И речь шла как раз о тех лошадях, о которых упомянул Инки Пул. О Бетезде, Глинере и Зингалу. А еще о Три-Нитро, о том, как он себя чувствует и нет ли у него болей в сердце". Моя куколка-машинистка уверяла, что Джордж Каспар просто взорвался и так орал, что и в Кембридже было слышно. Он ведь помешан на этих лошадях.
Тревор Динсгейт, холодно подумал я, завтракал у Каспаров и слышал каждое слово.
— Конечно, — продолжил Чико, — через некоторое время они отправились на фермы к Гарви и Трейсу и выяснили, что ты там тоже побывал. Моя куколка утверждает, что твое имя склоняли на все лады.
Я провел ладонью по лицу.
— А твоей куколке известно, что ты работаешь со мной на пару?
— Я тебя умоляю. Конечно, нет.
— А что-нибудь еще она говорила? — Какого черта я его спрашиваю, мрачно подумал я.