Твердая рука
Шрифт:
В другом большом ящике лежали несколько тысяч белых конвертов без адресов.
Третий был наполовину заполнен письмами, написанными от руки на бумаге самых разных сортов. В заказах на воск постоянно упоминалось, что «чеки прилагаются».
В четвертом ящике находились отпечатанные послания с благодарностью. В них говорилось, что «Исследование сердечной недостаточности» весьма признательно за полученную помощь и с удовольствием направляет партию воска.
Пятый ящик оказался полупустым, а в шестом, набитом до отказа, лежали плоские белые коробочки шести дюймов в ширину и двух в высоту. Я раскрыл одну из них и принялся разглядывать содержимое. Я увидел плоскую, округлую банку с туго завинченной крышкой. Мне пришлось изрядно потрудиться. Но в конце концов я откупорил ее и обнаружил мягкую смесь светло-коричневого цвета. От нее и правда пахло полировкой. Я закрыл банку, уложил ее в коробочку и на время оставил, решив, что, уходя, заберу с собой.
Похоже, что больше ничего интересного для меня в комнате не было. Я осмотрел в ней каждую щель, ощупал подкладку кресла и постучал по ручкам, однако нашел там лишь булавку.
Потом я взял круглую белую коробочку и медленно побрел в гостиную. По дороге я стал одну за другой открывать двери комнат и рассматривать обстановку.
О двух из них Льюис мне ровным счетом ничего не сказала. Первая комната была бельевой, а во второй — маленькой и ничем не обставленной — стояли чемоданы и валялся всякий старый хлам.
Комнату Дженни я сразу узнал по ее сугубо женскому убранству — в ней преобладали розовые и белые тона, а драпировки, скатерти и салфетки были обшиты пышными, как пена, оборками. В воздухе витал легкий, фиалковый аромат ее любимых духов «Милле». Вспоминать о том, что я впервые подарил их ей в Париже, теперь не имело смысла. Слишком много времени отделяло нас от той поры. Я закрыл дверь, и запах улетучился. Потом я отправился в ванную.
Она сверкала белизной. Большие махровые полотенца. Зеленый коврик, зеленые растения. Зеркала на стенах, яркий свет. Не видно ни пасты, ни зубных щеток, все убрано в шкафчики, полный порядок и аккуратность. Очень похоже на Дженни.
Рядом с умывальником мыло фирмы «Роджер и Галлет».
Я уже привык к дотошным расследованиям и утратил излишнюю щепетильность.
Вот и сейчас я почти без колебаний приоткрыл дверь комнаты Льюис. Я высунул голову, надеясь, что мне повезет: она в эту минуту не появится в холле и не увидит меня.
В ее хаосе есть своя система, подумал я. Раскиданные по полу груды книг и бумаг. Одежда на спинках стульев. Меня не удивила неубранная постель, ведь я позвонил, когда Льюис только проснулась.
В углу я заметил умывальник, зубную пасту без крышки. Рядом на веревке сушилось белье. Открытая коробка шоколада. Беспорядок на крышке комода. В высокой вазе ветка со свечкой каштана. Совершенно без запаха. Нельзя сказать, что комната грязна и запущенна, скорее немного захламлена. На полу валялась синяя ночная рубашка. Обстановка в комнате почти как у Эша. Я без труда определил, какую мебель привезла и расставила Дженни, а какую Льюис.
Я убрал голову и закрыл дверь. К счастью, за мной никто не следил. Льюис кончила уборку в гостиной и уселась на пол читать книгу.
— Привет, — сказала она, окинув меня недоуменным взором, словно напрочь забыла о моем присутствии в доме. — Ну, как, вы уже завершили поиски?
— Тут должны быть и Другие бумаги, — отозвался я. — Письма, счета, гроссбухи и тому подобное.
— Их забрала полиция. Я присел на диван и посмотрел ей прямо в лицо.
— А кто вызвал полицию? — спросил я. — Дженни?
Она наморщила лоб.
— Нет. Кто-то пожаловался им, что Фонд милосердия не зарегистрирован.
— Кто именно?
— Я не знаю. Кто-то получил письмо и решил проверить. Половины спонсоров из списка вообще не существует, а остальные даже не подозревали, что их именами воспользовались.
Я немного подумал и сказал:
— Почему Эш сбежал, когда дело было еще на мази? Что его заставило?
— Мы так и не поняли. Возможно, кто-то позвонил сюда и пожаловался. И он тотчас смылся. Полиция явилась через неделю после его побега.
Я положил круглую коробочку на столик.
— Откуда вам присылали воск? — задал я вопрос.
— Из какой-то фирмы. Дженни выписывала и отправляла заказы, а мы получали его здесь. Никто не знал, где его можно купить.
— Где счета-фактуры?
— Полиция их тоже взяла.
— А эти открытки с просьбами... кто их печатал?
Она вздохнула.
— Конечно, Дженни. У Ники были другие бланки, очень похожие, только там значилось его имя, а не ее. Он объяснил, что мы отправили уже много открыток с его именем и адресом. Это было незадолго до его побега. Понимаете, он успел многое предусмотреть и полагал, что мы продолжим работу даже в том случае...
— Да, теперь в этом можно не сомневаться. Мое замечание рассердило ее, хотя и не слишком сильно.
— Вам легко смеяться, но если бы вы хоть раз его видели. Вы бы поверили ему, совсем как мы.
Я не стал ей возражать. Может быть, такое и случилось бы.
— Эти открытки? — спросил я. — Кому вы их отправляли?
— У Ники был огромный список имен и адресов. Целые тысячи.
— Они у вас остались? Я хочу сказать, списки? Она уныло взглянула на меня.
— Он забрал их с собой.
— А что за люди в них значились?
— Владельцы старинной мебели, которым выложить лишнюю пятерку все равно что плюнуть.
— Он не говорил, где узнал их адреса?
— Говорил, — подтвердила она. — В главном офисе Фонда милосердия.
— Кто надписывал адреса и посылал открытки? — продолжал я расспрашивать Льюис.
— Ники печатал адреса на конвертах. Да, не задавайте мне этот вопрос, на моей машинке. Он работал очень быстро и мог отпечатать до сотни адресов в день.
Дженни расписывалась на каждой открытке, а я обычно складывала их в конверты.
Вы знаете, у нее неразборчивый почерк, и Ники часто ей помогал.