Твердый сплав(Повесть)
Шрифт:
— Ты, да? Ты? Знаешь, ты — гад! Кто говорит? Это я говорю! Вот!.. Видеть тебя не хочу! Восемь рублей должен, да? Отдавай, мне опохмелиться надо. Курить нечего. Вот, Кондратьев, черт тебя дери…
Ровно в восемь часов Савченко шел по Кондратьевскому переулку. Возле магазина «Папиросы — табаки» он задержался. Магазин был уже закрыт, и продавщица, придерживая дверь, выпускала покупателей. Савченко попросил впустить его, но продавщица была непреклонна.
К ним подошел высокий мужчина, тоже начал было упрашивать продавщицу, но потом зло сказал:
— A-а,
И они ушли вместе, два человека, опоздавших купить папиросы.
Немного спустя высокий коротко спросил:
— Зачем я вам понадобился?
Савченко ответил скороговоркой:
— Учтите, в городе учится дочка Дробышева, это опасно, возможна встреча.
Высокий ответил спокойно:
— Знаю. Встреча была. Но — все нормально. Расскажите, как идет подготовка.
— Этот фотограф почти наш. Ловкий парень, спортсмен. Сделать все ему будет нетрудно. Надо переходить к прямой обработке. Ваше мнение?
«Дробышев» откликнулся не сразу: видимо, он обдумывал все очень тщательно. Наконец он сказал:
— Я возьму парня на себя. Детали вы нашли, мне все ясно. Что ж, здесь, пожалуй, выйдет. Вам лучше быть в стороне. Так ему нужно крыло на машину? Ладно…
У тротуара остановился автобус и, затормозив, проехал вперед, скользя по обледенелой мостовой. Высокий побежал и успел вскочить на ступеньку. На Савченко он и не оглянулся.
Несколько дней спустя внештатный художник одного издательства Чердынцев на только что купленном по случаю подержанном «оппеле» въехал во двор дома № 16, что на улице Красина. Заперев дверцы, он вернулся в подворотню, почитал вывешенный там список жильцов и вышел на улицу — выпить на углу в ларьке подогретого пива. Минут через пять он снова был во дворе и спрашивал проходившего паренька:
— Скажи, друг, чей это гараж? Понимаешь, кончился вдруг бензин…
Паренек запрокинул голову.
— А вон там живут. Похвиснев — хозяин гаража. Вот по этой лестнице на четвертый этаж шагайте.
На звонок вышел сам Борис. Он недоверчиво оглядел незнакомого высокого мужчину и вопросительно поднял брови. Чердынцев объяснил:
— Вы уж меня извините. Заехал к приятелю, а его дома не оказалось. Собрался уезжать, гляжу — бензин на исходе. Хорошо, подсказали мне, что тут владелец автомашины живет… Так мне бензинчику, самую малость, до дому только. Я, конечно, заплачу, сам понимаю.
Борис Похвиснев нерешительно держался за ручку двери, мялся и не знал, под каким предлогом отказать. Ему не внушал доверия этот неожиданно появившийся человек: может, он из милиции, хочет ненароком заглянуть… Лоб Бориса мгновенно покрылся испариной. И все-таки он не знал, что сказать. А Чердынцев продолжал уговаривать:
— Ну что вы, право! Не хотите коллегу выручить? Это же бесчеловечно! Вот, скажем, с вами бы случилось — я дал бы без разговоров. Хоть ночью поднимите. Честное слово. Надо, товарищ, выручить!
Борис, прикрыв,
— Подождите здесь, я сейчас бачок вынесу.
Он открыл дверь и проскользнул внутрь гаража. Но Чердынцев не стал дожидаться его во дворе. Просунув голову в гараж, он обшарил помещение быстрым, косым взглядом, затем вошел и прикрыл за собой дверь.
— A-а, вот у вас какая машина! Ничего, прямо скажем. Да, чувствуется фирма…
Борис в испуге стоял с бачком в руке, не двигаясь с места. Немного оправившись, он толкнул дверь и кивнул: пойдемте, мол. Но Чердынцев не обращал на него внимания и оглядывал автомашину уже с другой стороны, постукивая ногой по баллонам.
— А как на ходу? Сколько можно выжать? Горючего много берет?
Он спрашивал, как страстный болельщик, для которого в это время ничего больше не существует на свете. Похвиснев волей-неволей вынужден был отвечать — он так и стоял с бачком в руке.
Чердынцев уже заметил легкую царапину и вмятину на крыле. Он погладил царапину, потом достал платок и потер. Этого ему показалось мало. Тогда Чердынцев подышал на царапину и опять потер пальцем. Наконец он поднял глаза на Бориса и посмотрел на него, слегка прищурившись. Борис не выдержал, по его лицу пробежала едва уловимая судорога. Но Чердынцев все-таки заметил эту болезненную гримасу и усмехнулся про себя. Все так же не отводя прищуренного взгляда, он нарочито медленно спросил:
— Где это вам так не повезло, а?
Борис был бледен и прятал глаза.
Чердынцев, заложив руки в карманы и покачиваясь на длинных ногах, сам подсказал ответ:
— Наверное, когда в гараж загоняли, да?
— Да, да, вы понимаете, не рассчитал и чиркнул по кирпичному углу. — Борис, поставив, наконец, бачок, стал объяснять, как он якобы загонял машину.
Он объяснял подробно, оживляясь еще больше от того, что высокий слушал его внимательно, и под конец, уже не смущаясь, размахивал руками, демонстрируя, как он выворачивал руль. Чердынцев наклонился над стенкой:
— Вот здесь примерно, да?
— Именно здесь и поцарапал. Царапина длиннее была, если бы я не остановился и не занес передок уже руками.
Чердынцев выпрямился, погладил подбородок:
— Ну что ж, очень хорошо. Все верно. Так, так…
Он повернулся к Борису и слегка подмигнул ему правым глазом. Достав папиросы, он угостил молодого человека, затянулся сам. Помолчали. Борис успокоился. Чердынцев спичкой чистил толстый отросший ноготь. Но неожиданно Похвиснев увидел его колючий, темный взгляд исподлобья, когда художник сказал тихо и оттого особенно внятно: