Твердый сплав(Повесть)
Шрифт:
Быть может, он опешил с окончанием работы потому, что, как он говорил, пенсия была ему обеспечена, а «больше ничего и не надо». Как-то раз он полусерьезно признался Максимову:
— Ну, скоро я, кажется, начну марки собирать.
— Что так? — полюбопытствовал тот.
— Так ведь дело-то это стариковское…
— Интеллигенция! — так же шутливо буркнул Максимов. — Сердце кольнуло — и на пенсию!
Шутки шутками, а здоровье у Трояновского не улучшалось. Как-то раз он сидел в своем кабинете, в институте, и, закрыв двери на ключ, просматривал отчет ассистента
— Лежите, лежите, — торопливо сказал врач, увидев, что Трояновский пришел в себя.
— Там… на столе… — прошептал Трояновский. — Надо убрать.
— Хорошо, хорошо, не волнуйтесь. Все в порядке.
Позже Трояновскому рассказали, что лаборанты несколько раз приходили, стучали в дверь и уходили, решив, что Трояновского в кабинете нет. Сколько времени он пролежал без сознания — сказать трудно. В семь часов к коменданту вошел инженер Савченко и сказал, что Трояновский заперся в кабинете и на стук не отвечает: не случилось ли чего-нибудь? Он заглянул в замочную скважину: с той стороны в дверях торчал ключ.
Двери пришлось ломать. Когда в кабинет вошло сразу человек десять, комендант прежде всего собрал на столе все бумаги, а затем («Хоть и неловко это, но надо!») вынул из кармана профессора ключи от сейфа.
Комендант — в прошлом сам чекист — зорко наблюдал за помещениями «трояновцев». На днях подполковник Пылаев буквально замучил его своими вопросами. Они обходили лаборатории ночью, и Пылаева интересовало все: и как выдаются ключи, и как опечатываются лаборатории на выходной день, и как часто охрана делает обход, и как охраняется сейф Сейф опечатывался каждый вечер в присутствии Трояновского; тут же профессор отдавал ключи коменданту. Надо сказать, что старика раздражала эта ежедневная процедура, он ворчал, брюзжал, но комендант, разводя руками, неизменно отвечал:
— Инструкция. Ничего не попишешь.
Пылаев попросил коменданта сообщать ему обо всем, что касается лабораторий Трояновского. Однако теперь, озабоченный болезнью профессора и починкой дверей, комендант не сообщил ему ничего: да и что было рассказывать? Ведь болезнь, если на то пошло, входит в компетенцию органов здравоохранения… И о том, что Трояновскому на работе стало плохо, Пылаев узнал только через два дня, да и то комендант, которому он позвонил, сказал об этом поначалу вскользь. Пылаев поблагодарил и повесил трубку.
Комендант был немало удивлен, когда полчаса спустя подполковник вошел к нему и, пожав руку, сердито сказал:
— Не очень-то четко вы выполняете мою просьбу.
— Простите, не понимаю…
— Как все это произошло? Вам пришлось ломать дверь, в кабинет вошли посторонние люди. Что вы предприняли?
Комендант густо покраснел («Не доверяет он мне, что ли?») и подробно рассказал о том, как он взял со стола бумаги, а затем вынул ключи из
— Значит, ни до бумаг никто не дотрагивался, ни до ключей? — спросил Пылаев.
— Да, я ручаюсь за это.
— Хорошо. А как узнали, что с профессором плохо?
Комендант так же подробно рассказал, что к нему прибежал инженер с завода — Савченко, — бледный, запыхавшийся, и сообщил, что Трояновский не отзывается, а ключ торчит в дверях изнутри.
Комендант не заметил, что, услышав эту фамилию, Пылаев насторожился.
— Значит, Савченко заглянул в скважину, догадался, что дело неладно, и — к вам?
— Да.
— Как попал он в институт? У него постоянный пропуск?
— Нет. Разовый. Это можно проверить.
Комендант взял пачку разовых пропусков, выданных посетителям за последние дни, и быстро отыскал пропуск Савченко.
— Вот. Заказан самим профессором: в эти часы он обычно консультирует заводских инженеров…
Пылаев, рассматривая пропуск, перебил его:
— Когда, точно, к вам пришел Савченко — не помните?
— Очень хорошо помню, — живо ответил комендант. — Как раз по радио передавали точное время. Я еще взглянул на свои часы. А Савченко вошел минуты в три-четыре восьмого.
— Пропуск помечен 18.56. Значит, он был в институте семь-восемь минут.
— Да.
Пылаев поднялся и кивнул коменданту: пойдемте.
Они подошли к проходной, и Пылаев, взглянув на свои часы, повернул обратно. Он вошел в институт, поднялся на третий этаж и остановился возле двери в кабинет Трояновского, на обивке которой выделялась свежая коленкоровая заплата.
«Так, — думал Пылаев. — Две минуты. Сколько он стоял здесь? Ну, минуту от силы стоял и стучал. Потом заглянул в скважину, увидел ключ… Три минуты». Он быстро зашагал в глубь коридора, спустился по одной лестнице, поднялся затем по другой на несколько ступенек и, очутившись в узеньком коридорчике, обернулся. Рядом стоял запыхавшийся комендант. У Пылаева гулко колотилось сердце.
— Запыхались? — спросил он.
— Да. Сколько?
Пылаев не ответил. Весь путь занял у него пять минут. Впрочем; этот опыт ничего не дал ему. В конце концов две-три минуты Савченко мог потерять где-нибудь по дороге до дверей профессорского кабинета: поговорить в коридоре с кем-нибудь из знакомых или просто идти медленней, чем шел Пылаев, или постоять возле дверей больше одной минуты. Пылаев, однако, не жалел, что проверил эти минуты; что ж, даже если он идет сейчас по ложному следу, это необходимо.
— Замок в дверях, конечно, новый поставили? — спросил он.
— Да. Тот начисто сломали.
— А ключ? Старый ключ — где он?
Комендант полез в стол, долго бренчал там какими-то железками, выкладывая на стол стамески, молотки, клещи, и, наконец, вынул ключ с металлической биркой. Пылаев, повертев его в руках, опустил в карман.
Прощаясь, он задержался в дверях:
— Я к вам пришлю одного… человека. Специалиста. Пусть проведет от сейфа сигнализацию. И вот еще что: придет к вам один молодой человек — капитан госбезопасности. Инструкции получите у него.