Твердый сплав(Повесть)
Шрифт:
— Товарищ подполковник, видите — свежие отпечатки? С какого же негатива они сделаны?
— Как это мы с вами раньше не догадались? Вон в увеличителе пленка заложена.
Он выдвинул рамку.
— Да, вот тут опять для вас. Ну-ка!
Фролов медленно двигал пленку перед глазами.
Вот Васильева в профиль. Портрет. Она в меховой шапочке. Видно, на улице снято. Еще она… Ага, машина на дороге у заснеженных сосен. Где это они могли быть? Не поймешь… Вот еще. Васильева варежкой сбрасывает снег с какого-то камня. Камень-то вроде видел где-то. Подожди, подожди… Ведь это тот камень, возле чайной, что на развилке. Вернее не камень, а что-то вроде памятника или знака, сложенного из нескольких камней. Он такой пирамидкой сложен. Ну да, он. Значит, Похвиснев с актрисой были на Северном шоссе? Может, они и в чайную заходили?
— Удача?
— Не совсем еще. Но, кажется, кое-что нашлось… Спасибо, товарищ подполковник.
— Да вроде не за что. Взаимообразно. Я милицию тоже теперь кое за что поблагодарить должен.
— Все равно — большое спасибо… А кому нужно звонить?
— Не беспокойтесь, я сейчас сам позвоню. До свидания.
Пылаев пожал руку Фролову и пошел по коридору.
Остервенелый ветер бросал в лицо колкие крупинки снега. Фролов гнал мотоцикл на предельной скорости, почти навалившись грудью на руль. И все-таки эта сумасшедшая езда по скользкому шоссе не мешала ему размышлять: «Кажется, я эту чайную знаю. В феврале, в сильный мороз, я заезжал туда погреться. Там еще официантка на десятиклассницу похожа — косичка, локотки острые… Но надо убедиться. Да и расспросить не мешает… Ах, Похвиснев, неужели это ты? Сколько же нервов я из-за тебя испортил!»
Через час Фролов остановил машину возле голубого здания чайной. Он не спеша слез с седла, спрятал ключ и поднялся по ступенькам. Из открывшейся двери на него пахнуло теплом и вкусным, домовитым запахом.
— Здравствуйте, хозяева!
— С добрым утром, товарищ начальник! Чего так рано? — Буфетчица узнала Фролова.
— Все по службе, дорогая. Чем угощать будете?
Фролов подошел ближе к стеклянной витрине.
— Хорошо, я чаю выпью. И вот конфет этих.
— А покрепче чего не желаете?
— Нельзя. Я на службе. Знаете, что такое служба? То-то… А вы со мной за компанию?
— Люся! Вера! Идите, будем с товарищем капитаном чай пить. Мы же еще не завтракали.
Девушки-официантки показались в дверях… Та, что была похожа на десятиклассницу, улыбнулась Фролову и спросила у буфетчицы:
— Анастасия Семеновна, может мы самоварчик принесем? Как раз закипел…
Вчетвером они пили чай со свежими ватрушками.
— Зачем вы к нам наведались? — полюбопытствовала буфетчица.
— Да так, ехал мимо. Дай, думаю, зайду, больно тут симпатичные люди работают.
— Будто все уж и симпатичные? — спросила буфетчица. — Признавайтесь лучше, какая вам из наших девушек нравится.
— Все нравятся. Садитесь в мотоцикл: кто поместится — всех увезу.
Хлебнув горячего чаю, Фролов перевел дух и потом, посерьезнев, сказал:
— Откровенно сказать, я к вам, конечно, не случайно приехал. Вы хорошо помните воскресенье, что было в начале месяца? Позапрошлое воскресенье.
Анастасия Семеновна задумалась, поставила блюдце на стол.
— Не очень-то. Ну-ка, девушки, помогите.
Люся-«десятиклассница» переспросила:
— Позапрошлое? Я, кажется, помню. Ко мне ведь как раз Василий приехал. Днем зашел, а потом дома ждал. Год не виделись, с тех пор как его в армию взяли…
Фролов похлопал ладонью по столу.
— Вот-вот… Значит, помните? А не заходили ли к вам в чайную тогда двое — он и она? Он одет так: пальто светлое, широкое, с поясом, кепка каракулевая, ботинки на толстой подошве. У него еще усики маленькие, щеточкой. Ну, а она — губы такие яркие, волосы крашеные. Оба приехали в машине. А?
Люся покусывала губу:
— Нет, за мои столики такие, кажется, не садились…
— Вера, а ты что скажешь?
— Он еще с фотоаппаратом был, — напомнил Фролов.
— С фотоаппаратом? — Вера обрадовалась. — Так бы и сказали. Да, да, были такие. Тоже чай пили. Сто пятьдесят вишневки взяли. У меня где-то в блокноте и запись даже есть.
— А я машину их помню, — добавила Анастасия Семеновна. — Я как раз на крыльцо вышла скатерть стряхнуть, а они тогда около дома фотографировались. Она, женщина эта, у камня стояла…
— Куда они поехали? — Фролов уже не сомневался, что это был Похвиснев.
— Как — куда? В город поехали… Еще стаканчик, товарищ начальник?
— Спасибо, не могу… Еще один вопрос: на следующий день на шоссе, в двадцати километрах, нашли колхозницу. Помните?
— Степановну из «Красной зари»? — ахнула буфетчица. — А как же! Теперь уж и я все вспомнила. Были такие, были!
Больше Фролов спрашивать ни о чем не стал. Все ясно. Значит, не зря Похвиснев менял крыло, не случайно Васильева специально Подчеркнула, что в то воскресенье она была «у подруги, здесь, в городе». А то, что посты при въезде в город их машины не видели, — так это дело простое: дать круг и вернуться с другой стороны.
Пока оформили документы и получили разрешение на арест, прошло два дня. Поздним вечером на третий день Фролов вместе со следователем, управдомом и милиционером позвонил у дверей квартиры Похвиснева. Им открыла немолодая женщина, видимо мать:
— Боря со вчерашнего дня не появлялся. Я так волнуюсь!
Фролов и следователь отпустили управдома и поехали в институт. Вахтер подозрительно посмотрел на них, но когда следователь показал ему удостоверение, понимающе кивнул: «К коменданту? Проходите. Велено пропускать из милиции…».
Комендант, которому следователь протянул ордер, долго вчитывался в строчки, а потом, сдвинув на лоб очки, сказал с усмешкой:
— Опоздали, товарищ дорогой.
— Как «опоздал»? Он что — уволился?
— Да, вот именно… Взяли его вчера.
— Кто взял?
— Госбезопасность. А больше я вам, простите, ничего не могу сказать.
13
После того страшного дня, когда Бориса Похвиснева вызвали в госавтоинспекцию, его жизнь, казалось, снова вернулась в обычную колею. Получив повестку, Борис почувствовал, как у него неприятно задрожали пальцы, и он сам себе сказал: «Все!..» Но его визит в инспекцию, к капитану Фролову, кончился благополучно, и Борис воспрянул духом.