Тверской гость
Шрифт:
Много слышал Никитин о сказочных копях Голконды, но, увидев унылые острые холмы и низкорослые джунгли - обычный пейзаж Декана, - готов был разочароваться. Однако ломаная линия шатров мусульманской стражи, перерезавшая вдали открывшуюся взгляду равнину, и волнение Рангу говорили, что легендарный край уже перед ним.
В ближайшей роще виднелась чья-то палатка, вился дымок. Они направили быков к пальмам. Навстречу вышел длиннобородый мусульманин. Прикрыв глаза от солнца, он вглядывался в подъезжающих.
Мусульманин не назвал своего имени, об алмазах говорить не захотел,
– Значит, все по-прежнему!
– объяснил он Никитину.
– Это скупщик алмазов. Сразу видно. Нас он боится. Значит, алмазы носят. Надо разбивать шатер, а потом я поищу знакомых.
Но искать знакомых не пришлось. Пока Никитин и Рангу разбивали свой шатер, их, видимо, заметили, и вскоре возле кустов, где трепыхалась ткань походного жилища, появился тучный воин.
Взгляд его был неприветлив, рука лежала на рукояти меча.
– Убирайся прочь!
– сказал воин Никитину.
– Тебе здесь нечего делать, если только ты не соскучился по колу.
– Почтенный!
– начал было Никитин, но воин оборвал его:
– Убирайся! Или я позову своих людей...
Рангу вынырнул в этот миг из кустов, сияя ослепительной улыбкой.
– Благочестивый Рашид!
– окликнул он воина.
– Разве ты еще здесь?
Лоб воина перерезала жирная складка, потом и он расплылся в улыбке.
– А, бидарец!
– сказал он.
– Это ты?
– Я, я, почтенный. Наши быки устали. Вот мы и решили отдохнуть немного. Как жаль, что мы смутили твой покой, и какое счастье, что мы увидели тебя!
Воин снял руку с эфеса, вытер потный лоб рукавом кафтана.
– Проклятая жара!
– обыденным голосом произнес он.
– Долго ехал, Рангу? Что нового в Бидаре?
Минуту спустя все трое сидели в шатре возле кувшина с вином. Рангу не пил, но Рашид себя упрашивать не заставлял.
– Живите!
– благодушно разрешил он.
– Но времена изменились, Рангу. Платить придется больше. У нас новый начальник, а он очень любит золото. Заплатите два золотых мне и пять ему.
Рангу попытался торговаться, но Рашид ленивым жестом остановил его.
– Тсс, тсс... Мне не нужны лишние деньги. Но если вы хотите жить спокойно, платите без спора.
– Мы заплатим!
– сказал Никитин.
Воин одобрительно посмотрел на него:
– Я сразу почувствовал к тебе расположение, купец. Вот и хорошо. А чтобы вы тут не скучали, я порой буду заходить к вам.
И он рассмеялся, сощурив узкие глаза и тряся толстым животом.
Получив деньги, Рашид собрался уходить.
– Да!
– вспомнил он, уже подняв полог палатки.
– Здесь развелось много волков. Смотрите за быками. Селям!
После ухода Рашида Рангу покачал головой.
– Много стали брать!
– задумчиво произнес он.
– Много... Ну, ничего. Зато на Рашида можно положиться. Он не подводит тех, с кого берет.
– Как скупать алмазы-то?
– спросил Никитин.
– Куда идти?
– Они придут сами!
– усмехнулся Рангу.
– Пойдем собирать хворост. Нам нужно варить рис.
Ночь упала на Голконду черная и глухая. У шатров стражи краснели
– Пора!
– сказал Рангу.
Он подбросил в еле тлеющий костерок охапку сухих веток. Приглушенное на миг пламя вцепилось в щепу, в костре затрещало, и длинный язык огня вдруг взметнулся ввысь, доставая до синего неба.
– Костер должен гореть ярко!
– пояснил Рангу.
– А мы будем ждать.
И, обхватив руками колени, уткнулся в них подбородком, чутко прислушиваясь к ночным звукам. Никитин тоже молчал, слушая, как разговаривает огонь, как брякают колокольцы быков, как с легким шорохом скользит над головой ночная птица.
Он устал за эти дни. Видимо, здоровье ослабело не на шутку. Да. Не миновал и он индийских бед. Вспомнился умерший красильщик.
– Какие порты, кроме Чаула, еще есть?
– нарушил молчание Никитин.
– Гоа, Дабул...
– А к деревне Ситы который ближе?
– Дабул... Ты думаешь уезжать?
– Да, Рангу.
– Я провожу тебя.
– Ну, что ты... В такую даль!
– Разве я не стал тебе другом?
Никитин пересел к Рангу, обнял товарища за плечи, и они остались сидеть рядом, глядя в черный безмолвный мрак.
– Скажи, о чем ты думаешь, Афанасий?
– тихо спросил Рангу после долгого молчания.
– Учит религия моя, - медленно заговорил Никитин, - что должны все люди братьями быть. Когда я молод был - горячился, всякую ложь у себя в Твери обличал. Перенес из-за этого много. Увидел, что у знатного да богатого правды не сыщешь, - затосковал. Стал по свету бродить, глядеть, как люди живут, ума набираться. Ходил в северные земли, в немецкие, побывал в турской земле, до Царьграда плавал - и везде одно... Вот добрался до вас. А и у вас горе не слаще нашего. И вижу: всюду человек о счастье мечтает, в каждой земле по-своему на бога уповает, утешения себе выдумывает. Можно бы вроде всякую веру в добро потерять. Но прислушаешься к себе - нет, живет вера! И знаешь почему? Потому, что несчастливы люди повсюду. А коли так, должны же праведный путь найти, которым к счастью придут. Я того пути не ведаю. Не открыт он мне. А думается все же, что хоть разные нынче боги у нас и много различий меж нами, а тот праведный путь к счастью для всех будет один, как одно у людей горе...
Рангу неуверенно кивнул.
– Мысли твои высоки, - ответил он.
– Но мы же по-разному понимаем счастье...
– Нет!
– горячо возразил Никитин.
– Нет! Люди одно чувствуют: война беда, голод - беда, засилье богатого - беда... Разве не верно?
– Верно. Это верно, - проговорил Рангу.
Увлеченные разговором Афанасий и Рангу забыли о костре. Он слабел. Пришлось подкинуть в него веток и раздуть уголья. Дули оба. Пламя загудело. Тогда Никитин поднял раскрасневшееся от жара лицо. Сначала он ничего не видел. В глазах плыли огненные круги. Потом из кругов вырисовался человеческий скелет. Скелет стоял на коленях с другой стороны костра и смотрел на Афанасия глубоко запавшими, бесстрастными, но живыми глазами. Рангу обошел костер, потрепал скелет по плечу, вытянул ладонь.