Тверской гость
Шрифт:
Ошеломленный страшными известиями, Афанасий не знал, что ответить.
Небрежно кивнув ему, гератец тронул коня.
– Счастливого пути!
– бросил он.
Афанасий растерянно приложил руку к груди. Отряд удалялся.
– Рангу!
– произнес Никитин.
– Это правда - с заговором?
Рангу невидящими, залитыми слезами глазами смотрел на дальние холмы. Говорить он не мог. Лишь отрицательно потряс головой.
В одном дне пути от Бидара они расстались. Рангу должен был дождаться Афанасия в деревушке, Никитин же собирался узнать, что сталось с семьей Карны, расспросить у хазиначи Мухаммеда, правду ли сказал Мустафа, и если Карна жив - похлопотать за него.
Взволнованный, со стесненным сердцем, въехал Афанасий в ворота города. Неясная тревога за собственную судьбу не покидала его на знакомых улицах. Тревожила участь друзей.
В городе, казалось, все было по-прежнему. Орали на узких улочках верблюды. Сгибались под тяжелыми ношами тощие носильщики. Приоткрыв чадру, юная мусульманская красавица игриво улыбалась встретившемуся дружку. В тени забора сидели на корточках любители перепелиных боев, подбадривали яростными возгласами дерущихся пичуг. Брел, обливаясь потом, продавец халвы. Тараторили у порога две индуски с синими значками замужних женщин на лбу. А в светло-синем небе молочно-белые, легкие, как облака, и, как облака, равнодушные, парили силуэты дворцов.
Но все было не такое, как прежде.
Афанасий поторопился к своему дому. Старый гончар-сосед узнал его, закивал из двери. Афанасий улыбнулся. Остановив быков, забарабанил в дверь. Послышалось шлепанье босых ног Хасана. Раб, не спрашивая, по стуку узнав кто, поспешил отворить...
Все стояло на местах, пыль была вытерта, полы выметены. Сев на тахту и оглядевшись, Афанасий с удивлением почувствовал, что испытывает такое удовлетворение, словно и впрямь вернулся в родной дом. Но чувство это было мимолетно.
– Хасан!
– позвал Афанасий.
– Скажи, что здесь случилось? Ты знаешь?
Стоявший у притолоки Хасан тревожно оглянулся, словно кто-то мог подслушать его, потом сделал шаг к Никитину.
– У нас очень плохо, ходжа!
– прошептал он.
– Очень плохо... Я все расскажу. Не гневайся, если что-нибудь огорчит тебя. Вот что случилось и что я узнал, когда ты уехал...
Хасан рассказал сначала то, что Никитин уже слышал от Мустафы. Добавил только подробности. Но потом, замешкавшись, сообщил:
– Многие удивлялись, как мог оказаться замешанным в заговоре Карна. А потом прошел слух... да не раздражит он тебя! Конечно, камнерез был знаком с Бхавло. Но прошел слух, что хазиначи Мухаммед... аллах свидетель, я был ему верным рабом... Раньше хазиначи жил в Дели. Там жил и сын Карны Раджендра...
– Что ты говоришь!?
– выдавил из пересохшего горла Никитин.
– Не может быть!
– Ты слышал об этом, ходжа?
– Я не думал, что это хазиначи...
– Говорят, он. А теперь он узнал, что отец знает имя убийцы сына, и свел с ним счеты.
Афанасий поднялся:
– Где ты слышал это, Хасан?
– Говорят рабы, толкуют на базаре...
– Боже мой!
– вырвалось у Афанасия.
– Ведь это я ему сказал про Карну... Я!
Хасан опешил:
– Ты, ходжа?
– Кто же знал? Кто мог думать?
– с горечью воскликнул Никитин.
– Ну, добро, хазиначи! Добро!
Хасан притронулся к руке разгневанного Афанасия.
– Будь осторожен, ходжа!
– попросил он.
– Хазиначи Мухаммед стал очень близок Махмуду Гавану. Это змея. А змеи живучи.
– Вижу, и ты ему нынче не защитник? Ждал его когда-то...
Хасан опустил голову:
– Хазиначи был здесь. Он сердился, что тебя нет и... Ну, он бил меня, плевал мне в лицо, когда я осмелился заговорить. Он сказал, что я раб... А ведь я не раб. Ведь ты отпустил меня?
– Да, - ответил Никитин.
– Ты не раб. Можешь сам плюнуть в лицо хазиначи. Ты честней его... Эх, Хасан! Жаль, что не сразу человека узнаешь!
И стиснул тяжелые, набрякшие кулаки.
Брамин Рам Лал, глядя слезящимися глазами на позолоченную фигурку танцующего Шивы и избегая взгляда Афанасия, произнес:
– Уста наши не должны говорить лжи даже в шутку...
– Скажи то, что ты знаешь.
– Я не могу быть уверен в правдивости слухов.
Афанасий резко поднялся с коврика. Зря он терял время на расспросы этого осторожного и испуганного старика.
– Прощай!
– холодно сказал Никитин.
Брамин приложил руку к груди.
Теперь Афанасий спешил к Нирмалу. Может быть, скупщик тканей знает хоть что-нибудь!
Никитин шагал размашисто, не выбирая тени, дышать ему было трудно, но он не укорачивал шага.
Огромное несчастье свалилось на плечи Рангу: ни Карны, ни Джанки с ребенком не было в домике камнереза, и никто не знал толком, что с ними сталось.
Никитин понимал: он один во всем Бидаре может как-то помочь человеку, которого сам называл другом. Но как? Чем? Хоть кончик нити, ведущей к Джанки, ухватить, если уж Карна погиб.
Нирмала он застал дома. Купец стоял под бамбуковым навесом, помогал каким-то людям сгружать тюки хлопка.
Увидев Афанасия, Нирмал растерялся, замешкался, потом поспешил увести русского гостя в дом. Никитин горько усмехнулся. Весь вид Нирмала говорил, что и он, как Рам Лал, напуган случившимся.
Отказавшись от кокосового сока, Афанасий прямо рассказал о цели своего прихода.
Нирмал сокрушенно развел руками: кто может знать судьбу Джанки? Карна же казнен вместе с Бхавло, их головы торчали на шестах. Ободранное тело хана Омара провезли по городу. Схвачены десятки индусов. Слава богам, что Нирмал пока уцелел! Нет, нет, он ничего не слышал! А если Никитин хочет помочь Джанки, пусть он пойдет к своим мусульманским покровителям. Они-то все знают!
Никитин, зайдя по дороге еще к нескольким знакомым индусам, вернулся домой ни с чем. Иные сочувствовали горю Рангу, другие отмалчивались, но никто из них, похоже, и впрямь ничего не знал. Оставалось одно - идти в крепость. И Афанасий решил повидать Фарат-хана. Тарафдар когда-то интересовался им и Русью, подарил книгу, обещая покровительство. Может быть, он...