Тверской гость
Шрифт:
Никитина задело то, как иноземец говорит о православной церкви.
– В монастырях наших вельми учены и мудры мужи есть!
– сухо ответил он.
– Праведны и суете мирской не потворцы.
Не удержавшись, он добавил:
– Что-то из Царьграда не к вам, а к нам, на Москву, святые отцы едут!
Генуэзец с сожалением поглядел на Афанасия, на Илью Козлова, подергал кружевной воротник, пробормотал что-то непонятное и пошел в сторону, нахлобучив берет.
Не утерпев, Афанасий вечером недружелюбно
– Продать, что ли, хочешь икону? По базару-то носишь?
Иван покраснел, опустил голову, принялся мять руки.
– Показал бы уж, что ли... Какие такие чудеса на ней?
Иван ничего не ответил, только еще больше согнулся.
И чего он упрямится? Афанасий никак не мог взять этого в толк. Наутро Никитин, как бывало, позвал Иванку с собой. Тот вскинулся, воспрянул, так и брызнул лучистой улыбкой.
"А господь с ней, и с иконой-то этой!" - подумал Никитин.
Дружба их опять окрепла, словно и не омрачала ее минутная размолвка. Но Никитин не мог забыть восторженных похвал генуэзца и нет-нет, да возвращался мыслью к ним. И на Иванку глядел уже не по-прежнему, покровительственно, а с уважением.
Эта перемена смущала Ивана.
Однако не все в Нижнем Новгороде шло безоблачно. Случались и неприятности.
Однажды, подхваченные кричащей, разгоряченной толпой, Никитин, Лапшев, Микешин и Илья Козлов, ворочая плечами, тыча кулаками, пробились к лобному месту.
Казнь уже началась. Посреди деревянного помоста, привязанный лицом к столбу, обвисал человек в спущенной рубахе, в белых холщовых портах.
Сбоку, на краю помоста, сложив руки, в которых белела зачитанная грамота, неподвижно чернел приказной дьяк.
Коренастый курносый малый в красной рубахе - палач, пересмеиваясь с кем-то в толпе, расправлял кнут. Дьяк кивнул. Палач тряхнул волосами, согнал с лица смех, шмыгнул два раза носом, примерился и отвел руку...
В наступившей сразу тишине слышно стало, как шваркнул по доскам настила и свистнул широкий сыромятный хвост. Привязанный к столбу дернулся и закричал звериным, бросающим в озноб криком. Хвост с первого удара пробил на нем кожу. Брызнула на помост, потекла на порты человека кровь.
– Помрет...
– страдальчески сказали рядом с Никитиным. Человечек в сером армяке, тощий, словно озябший, сморщив маленькое лицо, следил за казнью.
– За что казнят?
– спросил Никитин человечка.
Тот зажмурился и не ответил, потому что второй раз свистнул хвост и второй раз вскинулся, но тут же оборвался звериный крик...
Человечек, побледнев, открыл глаза.
– Во, с двух раз...
– выговорил он.
Опять свистнуло, послышался тупой удар, но крик не повторился.
– За что?
– еще раз спросил Никитин крестясь.
– Купец, вишь, был он, - тихо ответил человечек.
– Вот возьми, да и набери товару в долг, да и проторгуйся. Отдать-то нечем, в кабалу идти надо, а у него семья. Ну, бежать задумал... Вот поймали.
Никитин невольно перекрестился еще раз.
– Помилуй, господи!
– сами шепнули его губы.
Когда развязали веревки, тело битого с мягким стуком упало возле столба. На распоротую кнутом спину палач накинул только что содранную шкуру овцы.
– Не поможет!
– уныло сказал человек.
– Он ему до дыха достал... На погост теперь...
Толпа, бурля, начала растекаться. Никитин увидел обескровленное лицо Ивана, крепко сжал ему плечо.
Микешин стоял серый, губы у него прыгали, он не мог произнести ни слова.
Когда отошли от страшного помоста, Иван с болью выговорил:
– Не бегать бы ему: страшно так-то умирать!
– В кабале жить страшнее!
– сурово оборвал Никитин.
– Человек без воли - птица без крыл.
Беспокойство охватило Никитина после зрелища казни. Ожидание посла ширваншаха делалось уже невыносимым. Раздражал осенний холодок по утрам, сердили перепадавшие дожди. Нижний сразу стал скучен.
– Где же этот чертов Хасан-бек?
– ругались купцы.
Микешин перестал ехидно улыбаться, жался к людям, часто нерешительно поглядывал на Никитина. И неожиданно признался ему, что послан Кашиным следить за его торгами... Никитин так тряхнул Митьку, что у того стукнули зубы.
– Вор я, что ли?
– бешено крикнул Никитин.
– А ты хорош!
Микешин тотчас подхватил:
– Слышь... А мы ладком, ладком. Скажем сами цену-то Кашину, а остаточек нам. Пополам, а? Я где хошь подтвержу...
Никитин, метавшийся по избе, встал как вкопанный:
– Что?!
Микешин медленно пополз по лавке в дальний угол, вбирая голову в плечи и закрывая лицо ладонями.
– Хе-хе...
– задребезжал его испуганный голосок.
– Поверил... Шутил я... Слышь-ка... Хе-хе... Шутил!
– Ладно!
– оборвал Никитин.
– В Твери, как вернемся, поговорим.
А через день в избу ввалился Харитоньев, уходивший на пристань:
– Приплыл посол-то! Не один, с купцами московскими да с тезиками.* Богатый струг у самого-то! Тридцать кречетов, слышь, в подарок ширванше везет!
______________ * Тезик - восточный купец.
Никитин с товарищами поспешили к Волге. Им посчастливилось. Среди московских Копылов нашел знакомого, тот свел Афанасия с главой своей ватаги - черноглазым быкоподобным Матвеем Рябовым.
Рябов Никитину понравился - крепок, в речи не скор, обстоятелен. Выслушал тверичей внимательно. Узнав, что Афанасий хорошо знает татарский язык, бывал в Царьграде, задумался.