Твой пока дышу
Шрифт:
– Я себе то же самое советую, – хмыкаю невесело. – Но сокращу до нуля, как только представится возможность. Если…
– Я тебя услышал, – вымучивает улыбку и притягивает к себе, крепко обнимая.
– Эмир, жалость, – бубню недовольно ему в грудь. – Щёлкни тумблером, ну добиваешь же…
– Да я не… блядь.
Замолкает и сминает с такой силой, что я не просто чувствую, но и слышу, как скрипят отвыкшие от дружеских объятий суставы.
– Всё, – высекает неожиданно жёстко и разжимает руки, –
Прозвучало как угроза, но я лишь сдержанно кивнула.
Типичный суматошный день в заботах о дочери. Килогерцы искреннего детского смеха, песочница на балконе, которую организовал предприимчивый Эмир, двухчасовой перерыв на сон в соседней квартире и сумерки, неслабо так давящие на мозги.
– Да где его черти носят? – шиплю гневно, уложив дочь на ночь и вышагивая рядом с Эмиром от подъезда к подъезду.
– Не удивлюсь, если в каком-нибудь кабаке, – презрительно вздёргивает верхнюю губу друг.
– Позвони ему, – практически умоляю, оббежав его и преградив дорогу. – Позвони, Эмир, его нет больше двенадцати часов! Что можно проверять столько времени, у нас даже теорий толком не было!
– Глубину очередной вагины, – огрызается, но идёт на попятный, читая в глазах всю мою боль. – Наберу из квартиры.
Набирает. Трижды. Ответа нет.
Мечусь из угла в угол, руки заламываю, места себе не нахожу, ни покоя, ни сна. Двенадцать, час, Солнцев даже перестал названивать, а его всё нет.
– Что-то случилось! – вскрикиваю с отчаянием. – Эмир, что-то случилось! Я… я поехала его искать. Хочешь – оставайся.
– Уверен, всё в порядке, – цедит сквозь зубы. – Забухать в каждом новом городе – традиция. Проспится, вытащит хуй из какой-нибудь бабёнки и приедет.
– Зачем ты мне такое говоришь? – обида выходит из берегов и вот-вот затопит крошечную квартирку. – Зачем?
– Ты сказала – не жалеть, – режет по живому. – Говорю, как есть. Я два с лишним года наблюдаю его деградацию. Поверь мне, с ним всё более, чем в порядке.
– Нет, – продолжаю настаивать, отчаянно мотая головой, – пусть он в самом деле такой, пусть традиция, пусть что угодно! Что касается вас, я всегда точно знаю, когда кто-то в беде. Это… это… – пытаюсь подобрать нужное слово и выпаливаю: – Это материнский инстинкт! Тебе не понять!
– И в каком притоне ты намерена его искать? Все успела облазить с грудничком? – капелька иронии, но я хватаю его за бицепс, чтобы ощутить физически как напряглись его мышцы.
– Сначала к Солнцеву, – мой решительный тон и не малейшего желания осуществлять задуманное. – Узнаем, объявлялся ли. Дальше – по обстоятельствам.
– Я поведу, – вздох, принятие, смирение.
Через двадцать минут нерешительно переминаюсь под камерами у забора,
В машину уже не сажусь. Вбегаю.
Несусь так стремительно навстречу к Солнцеву, держа в уме лишь вопросы о Паше, что забываю подумать о том, как выгляжу со стороны.
Как влюблённая до чёртиков женщина, стремящаяся всем своим естеством в объятия своего мужчины. В распростёртые, проигнорировать которые будет равнозначно смачной такой пощёчине.
Прильнула. Подхватил.
А что, блин, оставалось?! Если бы остановилась в шаге, можно было бы не мечтать получить ответы на свои вопросы. Да, манипуляция чувствами. Да, гореть мне в адском пламени. Но если что-то случится с Пашей, я сгорю ещё при жизни.
– Линда, детка… – хриплый, щетиной шею царапает, грудную клетку душащим объятием сдавливает. – Чуть с ума не сошёл, почему не отвечала? Злишься? Чёрт, конечно, злишься… я кретин! Я полнейший кретин! Как я рад, что ты приехала… скоро всё закончится. День, не больше, я обещаю!
Как же, чёрт возьми, стыдно! Как нестерпимо тошнотворно! От себя, от лицемерия этого, от того, что не могу ответить взаимностью. Не теперь…
– День? – переспрашиваю вяло, продолжая мысленно чихвостить себя.
– Максимум! – выпаливает с чувством и в порыве припечатывается своими губами к моим.
Чувствую прикосновение. Чувствую жар в точке контакта. Внутри, как не прискорбно, полнейший штиль. Ни трепета перед новым и неизведанным не осталось, ни первобытного желания. Глухо. Тишина.
– Расскажешь? – усиленно делаю вид, что не очень-то горю желанием слушать, но вопрос, вроде как, напрашивается сам собой.
Вспоминаю, что по всем канонам обижаться должна именно я, делаю шаг назад.
– Конечно, заходи!
Эмир следует за нами тенью, старательно исполняя роль охранника и разбавляя мою ложь ещё большей ложью, Дима трогательно поддерживает моё отвергающее его прикосновения тело за талию, я же иду на мировую со своей совестью, окончательно убеждая саму себя в том, что делаю это исключительно в целях безопасности Паши.
– Кофе? – спрашивает заискивающе, и я согласно киваю. – В общем, он заезжал днём, после двенадцати, – рассказывает охотно, – Второй, Павел, помнишь его?
– Ага, – брякаю коротко, пряча взгляд и от Димы, и от Эмира. Последний во мне уже дыру прожёг, всё пытается что-то высмотреть. Чёртова пробежка от ворот!
– В общем, он успел прогнать пару теорий, но там голяк полнейший. Заставил меня проверить имущество на сохранность, дотошный, по пятам ходил, но всё цело, чему мы оба, вопреки здравому смыслу, абсолютно не обрадовались. Потом у него там что-то щёлкнуло и он уехал. Уверял, что день – максимальный срок.