Твоя кровь, мои кости
Шрифт:
Проигнорировав его, она потянулась за кинжалом. Тот со скрежетом упал со стола, сталь запела. Рукоять казалась тяжелой в ее руке. Сердце бешено колотилось о ребра. Она нетвердой походкой преодолела расстояние между ними, оставляя за собой гниющие растения.
И там, прямо за зверем, начало цвести первое из запретных растений.
— Не знаю, чему верить, — сказала она мягко и кротко.
Зверь бросил на нее взгляд, который любой другой мог бы принять за сочувствие.
— Ты всегда была мечтательницей. Это твой роковой недостаток…
На спине существа расцвели запретные цветы, превращаясь в яркие, как драгоценные камни, венчики.
— Тебе понравилось, как он поцеловал тебя там, в коридоре? — спросил зверь, все еще насмехаясь над ней. — Это было все, на что ты когда-либо надеялась?
Она глянула на ужасную морду зверя. Его плотоядная улыбка стала еще шире.
— Продолжай, Цветочек. Продолжай притворяться, пока мир вокруг тебя увядает. К утру ты будешь мертва. Или убей его сейчас, и покончим с этим.
Она стояла прямо перед ними обоими, крепко сжимая в кулаке кинжал. Все растения вокруг нее поникли на стеблях, листья превратились в пепел. Только недотроги процветали, их семенные коробочки были спелыми и зелеными, мякоть туго натягивалась на капсулы, наполненные до краев.
Довольный ее уступчивостью, зверь схватил Питера за волосы. Запрокинув голову парня, обнажая шею. Стоя над ним в таком положении, она могла видеть, как сильно бьется его пульс. В его глазах была неуверенность.
— Это то, чего ты хочешь. — В нетерпении зверь провел пальцем в кольце по сонной артерии Питера. — Это будет быстро и просто. Можешь побеспокоиться о сердце позже, когда оно перестанет биться.
Дрожащей рукой она прижала кинжал к горлу Питера. Он не дрогнул. Даже не моргнул. Ей стало интересно, сколько раз его постигала такая же участь. Сколько раз, умирая, он смотрел в глаза Уэстлоку.
Это было похоже на повторение последней кровавой луны… только у нее был нож. Красный цвет был во всем. В мансардных окнах. В полуночных цветах. В круглом лике луны, в кровавой ухмылке Джеймса. Они прошли полный круг, будто весь Уиллоу-Хит был проклят, чтобы бесконечно повторять одну и ту же забытую историю.
На этот раз она не допустит, чтобы это закончилось смертью.
— Нам запретили посещать оранжерею, — сказала она, немного поторопившись. — Восемь лет назад. Середина августа. Помнишь?
Питер посмотрел на нее, на его коже появились ямочки под ее лезвием.
— Джеймс выучил новое слово на латыни, пока был в школе. Dissilire — «разлетаться на части». Он сказал, что хочет провести демонстрацию. Ты чуть не лишился глаза.
— Хватит, — прорычал зверь, брызгая слюной. — Прикончи его.
Но Питер все понял. Он дернулся, резко встав и ударив зверя затылком в морду. Из его носа брызнула кровь, и существо, пошатываясь, попятилось к столу, на котором были разложены перезрелые недотроги. С громким хлопком лопнул первый из стручков. Семена разлетелись картечью. Зверь вскинул
Если Уайатт собиралась что-то предпринять, ей нужно сделать это сейчас, пока зверь отвлекся. Ее пальцы сомкнулись на ингаляторе, полном пара. Голос Джеймса, сам того не желая, всплыл в ее сознании. Это был голос призрака пятилетней давности, ясный, как вчерашний день.
«Это называется «вдохни и выдохни»».
28. Питер
Все было красным. Луна в небе. Свет в теплице. Кровь, алая и яростная, хлынула из разбитого носа Джеймса Кэмпбелла. Питер покачнулся вперед, перед глазами у него заплясали звезды, в голове зазвенело от удара.
Несколько мгновений назад, будто они ждали сигнала, арсенал трупов зверя ожил. Только что они стояли, как немертвые часовые, сплошь из хрящей и скелетов, а в следующее мгновение начали двигаться, приближаясь к троице в центре оранжереи. Он быстро прикинул в уме, кто находится в помещении. Когда он пришел, их было семеро.
Семеро — это семь членов гильдии, которых он привел к смерти. Он уложил одного, когда впервые вошел в оранжерею, и его желудок скрутило от хруста костей в ладонях, от безвольного падения тела на пол.
Осталось шесть.
Шестеро, в помещении, где он мог видеть только пятерых.
Он вгляделся в тени и не увидел ничего, кроме пятен. Сквозь треск лопнувшей скорлупы и звон разбивающейся глины он услышал одинокий звук шагов.
Он даже не успел повернуться, как холодная сталь впилась ему в бок. С его губ сорвался бессловесный вопль, когда нож выскользнул из него, а затем вошел снова, вонзившись с влажным чавканьем. Где-то в темноте, пронизанной семенами, он услышал, как Уайатт выкрикивает его имя.
Он увидел красное.
Почувствовал вкус красного.
Он подумал о страже смерти, улыбающемся ему, с безмятежным выражением на лице.
Тебе нравится то, что ты видишь? Или это пугает тебя?
Беспорядочное разбрасывание семян начало замедляться, и в комнате воцарилась зловещая тишина. Уайатт перестала кричать. Осознание этого вызвало у него приступ ужаса. Он развернулся, полуослепший, с кружащейся головой, и выбил кинжал из руки закутанного в плащ противника как раз перед тем, как тот нанес третий удар.
Мелькание конечностей, короткая потасовка, и вторая шея хрустнула у него в руках. Тело упало, и он тоже, с силой ударившись об пол коленями. Питер раскинул руки, стараясь не упасть на землю. Боль, раскаленная добела, пронзила его вены.
Несмотря на звон в голове, он осознал, что вокруг него стоит глубокая и сверхъестественная тишина. Оставшиеся трупы стояли по стойке смирно, будто они вообще не двигались. Он поднял голову, ошеломленный и истекающий кровью, и сразу увидел источник изменения.