Твоя кровь, мои кости
Шрифт:
Она осторожно стала оттирать кровь с кожи Питера. Она начала с липких костяшек его пальцев, ее руки дрожали. Некоторое время единственным звуком был прерывистый плеск воды и шлепанье стекающих капель по кафельному полу. Снаружи, в непроглядной тьме, что-то издало серию пронзительных щелчков. Кожистый силуэт скользнул мимо заколоченного окна.
— Летучие мыши, — пробормотал Джеймс. — Как раз то, что нам нужно.
Отчаянно пытаясь подавить ком паники в груди, Уайатт начала напевать. Сначала тихо, но потом мелодия старой ирландской арии зазвучала в воздухе
Питер позволил ей волноваться за него, слушая, как она поет, счищая кровь с его кожи. Это занятие сблизило их до невозможности, ее платье цвета слоновой кости обвивало талию в воде. Она заколебалась, ее голос сорвался, когда Уайатт запнулась на припеве. Питер, лежавший перед ней, сделал первый вдох, как ей показалось, за несколько минут.
— Не останавливайся.
Сердце у нее заколотилось где-то в горле.
— Не могу вспомнить остальное.
— Она лжет, — сказал Джеймс, лениво взбивая пальцем пену. — Она знает каждое слово. Ты просто заставляешь ее нервничать.
— Джейми!
— Что? Мы и дальше будем притворяться, что не понимаем, что тут происходит? Мы все можем умереть к утру. — Он помолчал и добавил: — Некоторые из нас уже мертвы.
— Не говори так.
— Что? — Он пожал плечами. — Это правда.
Когда она замолчала, Питер протянул руку и взял ее за запястье. Мочалка тяжело шлепнулась в ванну, когда он усадил ее себе на колени, не обращая внимания на то, что Джеймс сидел прямо у него за спиной, поддерживая его у кромки воды.
— Перестань волноваться, — сказал Питер, целуя ее в лоб, чтобы облегчить боль. — Ты что, не помнишь? Меня, как известно, трудно убить.
— Сейчас неподходящее время для развития чувства юмора.
— Если хочешь знать мое мнение, — сказал Джеймс, — думаю, сейчас самое подходящее время для этого.
Уайатт провела рукой по воде, обдав его брызгами.
— Тебя никто не спрашивал.
— Укуси меня, — выпалил он в ответ и заулыбался.
Над его головой сквозь доски пробивался лунный свет. Питер проследил за ее взглядом, а затем и за Джеймсом. Они молча наблюдали, как перламутровый камень заливает щели розовыми красками.
— В школе я выучил одно валлийское слово, — сказал Джеймс. — Хайрет. В нашем языке нет прямого перевода, но оно означает глубокую тоску по дому, в который ты никогда не сможешь вернуться.
Его слова отдались в душе Уайатт, и по ее венам разлилось узнавание. Вот оно, слово, обозначающее это чувство. То, как она провела долгий, одинокий год, горюя о том, кем она была. Скучая по Уайатт, к которой она никогда не сможет вернуться.
— Никто из нас никогда больше не станет тем, кем мы были, — сказал Джеймс, отгоняя ее мысли. — И Уиллоу-Хит никогда не станет для нас тем, чем был.
— Прекрати, — сказала Уайатт. — Прекрати говорить так, будто это конец.
Но это было правдой. Она знала это, и он тоже. Уайатт не могла скрыть от него правду, даже если бы попыталась. Вода в ванне начала
— В чем дело? — спросил Джеймс. — Сомневаюсь, что несколько старых досок и ржавых гвоздей надолго удержат дом.
— У нас есть план, — сказал Питер. — И Уайатт собирается его придерживаться.
Белое золото кулона приятно холодило ладонь.
— Мы все трое продержимся до рассвета, — сказала она. — Такова цель.
Глаза Джеймса вспыхнули керосиновым золотом в темноте.
— Да?
Услышав это, Питер, пошатываясь, поднялся на ноги. С него ручьями стекала вода, когда Джеймс и Уайатт, пошатываясь, поднялись вслед за ним, держась за руки. Он стряхнул их с себя, высунул ногу из ванны и потянулся за полотенцем.
— Я в порядке. — Он обернул полотенце вокруг шеи и принялся тереть волосы, пока они не встали дыбом. — Перестань беспокоиться обо мне. Джейми, прими еще немного эликсира. Мне не нравится мысль о том, что зверь может вернуться, а мы даже не узнаем об этом.
— Я чувствую себя прекрасно, — возразил Джеймс.
Питер, поморщившись, потянулся за спортивными штанами, полез в карман и вытащил ингалятор. Бросив его Джеймсу, он начал натягивать штаны.
— Давай, — сказал он. — Сделай это сейчас.
Джеймс нахмурился, но подчинился. В комнату с легким шипением проникли испарения благовоний. Уайатт выбралась вслед за парнями, борясь с желанием подойти к Питеру. Помочь ему одеться, прокляв свою гордость. Чтобы заставить его пообещать: мы все выберемся из этого живыми.
Небрежно наложенный шов на животе Питера был грубым и раздражающим. Он был таким же, как и у нее, рубцы на животе порозовели от стежков. Также было и с Джеймсом, его торс был собран из кусочков, как лоскутное одеяло. Они были одинаковы и внутри, и снаружи.
Если кто-то и мог найти способ обогнать смерть, так это они втроем.
— Вытритесь, — сказал Питер и бросил им обоим по полотенцу. — Мы уходим.
Уайатт замерла.
— Куда?
— В рощу. — Он натянул чистую рубашку через голову. — Там все началось, там мы все и закончим.
30. Питер
До рощи, до кладбища, спрятанного в лабиринте хвойных деревьев, было рукой подать. Когда-то, до того как зверь зарылся в их корни, деревья, должно быть, цвели. Вечнозеленые и терпкие, с ветвями, полными живности, и стволами, липкими от соснового сока.
Теперь они были мертвы.
Там ничего не росло, даже Питер.
Они быстро и бесшумно передвигались по лугам, держась ближе друг к другу, и не сводя глаз с неба. Низко пригибались, когда что-то пролетало мимо. Впереди, среди сосен, возвышалась часовня, скат ее крыши резко выделялся в темноте, а основание было покрыто бледно-белыми цветами. Куда бы он ни повернулся, окружающие деревья были увешаны провисшей паутиной, свидетельствовавшей о присутствии вдовы.