Твоя кровь, мои кости
Шрифт:
— Нет, — согласился Джеймс, — но так я бы почувствовал себя лучше. — Закатав рукава, он прислонился спиной к деревянному выступу и посмотрел на бескрайнее небо. В полуночной тьме сверкали белые звезды. Прошло много времени, прежде чем он заговорил снова. — Там, где я был, не было звезд. Ты знал об этом? Это разъедало меня изнутри… полная темнота. Ничего не оставалось, как царапать эту темноту, пока пальцы не начинали кровоточить. Пока она не разлетелась на кусочки. Пространство заставляет тебя чувствовать себя ограниченным, но там, внизу… — Он посмотрел на черные кольца на пальцах. Кольца были грубыми,
— У тебя никогда не было формального школьного образования, — сказал он наконец. — Ты знаешь, что происходит, когда звезда разрушается?
— Нет, — признал Питер.
— Она поглощает сама себя. Ничто не ускользает, даже свет. — Взгляд его глаз встретился с взглядом Питера. — Если это ожерелье сделает то, для чего предназначено, то именно ты и приведешь в действие.
Питер сглотнул.
— Я не боюсь темноты.
— А что, если я боюсь? — Джеймс криво усмехнулся. — Что если я не хочу возвращаться?
— Ты уже мертв, Джейми, — прошептал Питер. — Я не могу спасти тебя. Но все еще могу спасти её.
Грохот снаружи заставил их поднять головы. Уайатт резко села, сон сразу же покинул ее.
— Что это было?
Джеймс приложил палец к губам.
— Тихо.
— Уайатт, — раздался голос из рощи. Питер похолодел, когда узнал Маккензи Беккет. — Уайатт, ты здесь? Боже. Я только что наступила на что-то мокрое. Эй? Кто-нибудь? На ферме выключен свет. Пожалуйста, не говорите мне, что мы проделали весь этот путь зря. — Послышался скрежет. Скрип подгнившей ступеньки. Голос изменился, стал низким и сдавленным. — Уайатт?
— Это не она, — сказал Питер, но тут же обнаружил, что Уайатт повернулась на скамье рядом с ним, скрестив ноги и положив ладони на колени.
— Уайатт, — пропел мимикрирующий. Когти заскребли по деревянной обшивке часовни, звук был похож на скрежет гвоздей по классной доске. — Выходи и поиграй.
Уайатт повернула голову в сторону, прислушиваясь к звуку. Она закатила глаза, пока те не превратились в сплошные склеры. Джеймс потянулся к ней, но Питер выставил руку, останавливая его.
— Оставь её.
Они завороженно наблюдали, как вены вздулись на ее руках толстыми бесцветными буграми. На мгновение воцарилась тишина, совершенная и соборная. А затем, без предупреждения, она резко запрокинула голову. Открыв глаза, она, не моргая, смотрела на луну.
— Мне это не нравится, — мрачно пробормотал Джеймс как раз в тот момент, когда она издала жуткий вопль.
31. Уайатт
В горле у Уайатт пересохло, голос сорвался. Она задыхалась в темноте, в груди у нее красными всполохами сверхновой вспыхивали звезды. Гладкая как атлас, сила струилась по ее венам. И тут, вплетенное в ткань ее сознания, она почувствовала это — сосущий хлопок, будто сапог выдернули из грязи. Земля содрогнулась. Небеса перевернулись. Где-то за пределами часовни, погруженный в глубокую бархатную тьму, лес вздыбился от того, что она сотворила.
Легкий наклон ее головы, мысленный рывок, и в ответ она почувствовала переплетение
Еще одно подергивание, еще один рывок. Что-то поднялось с земли, содрогнувшись всем телом. Просто, просто, просто. Она могла видеть все это так ясно, будто сидела за ткацким станком — ее сердце билось, как галево (прим. переводчика — часть ткацкой машины), а сердце посылало потоки энергии по венам. Постепенно картина начала обретать очертания гобелена из костей и цветов. Уайатт открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, что главная дверь часовни закрывается за густой решеткой плюща.
Джеймс наклонился над скамьей, он прищурился.
— Срань господня.
Уайатт потребовалось некоторое время, чтобы понять, что он увидел. Когда она поняла, ее желудок словно налился свинцом. В дверном проеме висел найденный скелет, причудливо вписанный в зеленую стену.
Уайатт осела, вытаращив глаза.
— Я пыталась защитить часовню.
— А вместо этого оживила Питера. Умница. — Джеймс перемахнул через спинку скамьи и направился по проходу, чтобы посмотреть на ее творение.
— Я не хотела этого делать, — выпалила Уайатт. — Питер, мне так жаль.
Но Питер исчез. Она развернулась, вглядываясь в сгущающиеся тени, ища его, и обнаружила, что маленькая дверь в келью священника широко распахнута. Следуя за ним, она заглянула внутрь. Старый походный фонарь был зажжен, лампочка тихо потрескивала. Питер стоял над своим смятым матрасом, склонив голову под резким наклоном потолка. По полу были разбросаны предметы, которые она вытащила в тот день, когда совершила набег на его комнату, — йо-йо, машинки из спичечных коробков и маленькие пластиковые фигурки, с которых облупилась краска. Наклонившись, он поднял стоявшего на коленях игрушечного солдатика, и стал рассматривать его со всех сторон.
Уайатт легонько постучала по стене, оповещая о своем присутствии. Он не посмотрел на нее. Его внимание было приковано к широкой зеленой базуке, висевшей на плече солдатика.
«Выжженная земля», — лениво подумала она.
— Что ты здесь делаешь?
Он положил игрушку на стол и наблюдал, как она завалилась набок.
— Прощаюсь.
Что-то в том, как он это произнес, вызвало у нее в груди глубокую грусть. Она нащупала серебряную луну у себя на шее и обнаружила, что вместо этого ее пальцы сомкнулись на пуговице Кабби.
— Нам не нужно этого делать, — прошептала она. Неуверенность в ее голосе привлекла его взгляд. В мерцающем свете светодиода его глаза казались серо-синими. Как апрельский ручей, на котором медленно тает лед. — Я имею в виду, нам не обязательно прощаться. Когда все это закончится. Что, если мы останемся?
Если никто другой не скажет этого, то скажет она. Питер, стоявший перед ней, казался высеченным из камня. Одного его взгляда было достаточно, чтобы сбить ее с толку.
— Каким именно ты представляешь себе финал, Уайатт?