Твоя кровь, мои кости

Эндрю Келли

Появилась еще одна фигура — Джозеф Кэмпбелл, высокий и внушительный, в костюме-тройке. Человек, который привел все это в движение еще в Салеме, когда впервые вручил ей документы на Уиллоу-Хит. Теперь он изучал Уайатт темным, оценивающим взглядом, который делал его удивительно похожим на сына.

— Ты отлично сыграла свою роль, — сказал он. — Я в восторге.

— Помогите ему, — выдохнула она. — Пожалуйста.

Но Джозеф не шелохнулся.

— Мальчику уже не помочь. Он обречен на смерть с того дня, как его отец вонзил топор ему в живот.

— Нет, — она покачала головой. — Я с этим не согласна.

Выражение

лица Джозефа стало задумчивым, когда он искоса взглянул на нее.

— В руках Уэстлоков миссия гильдии всегда была пассивной. Твой отец, как и его предки, стремился обуздать лес. Они считали себя стражами врат, защищающими мир смертных от любых древних ужасов, которые могли выползти из чащи леса.

Протянув руку, он сорвал с дверного проема асфодель. Белый, как бумага, цветок завертелся у него в пальцах.

— Я никогда не сидел сложа руки. Я предпочитаю действовать по плану. Было время, в самом начале, когда я думал, что, возможно, однажды вы с Джеймсом поженитесь. Это казалось разумной партией. О Питере будут заботиться, тобой будут управлять, а Уиллоу-Хит перейдет к Кэмпбеллам. В наших руках огромные силы ада не будут в наморднике. Их можно будет обуздать. Обуздать, как жеребца, и использовать как животное для боев.

Уайатт едва слышала его. Все, что она могла чувствовать, — это замедляющийся стук сердца Питера у себя в груди. Все, что она могла слышать, — это ужасный вой у себя в ушах. Опавшие лепестки раздавились под носком ботинка Джозефа, когда он подошел ближе, разглядывая ее так, словно она была чем-то диким и клыкастым, готовым к нападению.

— Представь себе, дар бессмертия в руках того, кто знает, как им пользоваться. Мужчины, а не мальчика. Только, как я обнаружил, даром Питера не так-то легко поделиться.

Уайатт обрела дар речи.

— Обнаружил? Ты отравил собственного сына!

— Цель оправдывает средства, — сказал Джозеф, отмахнувшись от упоминания о своем единственном ребенке, будто тот был не более чем икотой. — Это сказал Никколо Макиавелли. Видишь ли, все дело в логических выводах. Хорошо это или плохо, зависит от результата. И посмотри на выигрыш… какое прекрасное решение многовековой дилеммы. Отец Уайатт думал, что, изгнав чудовище, он освободит свою дочь. Вместо этого он всего лишь передал бразды правления в мои руки.

— Ты не прикоснешься к ней, — прорычал Питер, безуспешно пытаясь подняться на ноги. На его губах заструилась кровь цвета темного вина, когда он рухнул на колени, только хватка Уайатт на его плечах удержала его на ногах. — Я убью тебя.

— Пустые угрозы, — Джозеф фыркнул. — Ты не помнишь, но мне было десять лет, когда я впервые увидел, как они убивают тебя. Это большая честь — быть приглашенным в часовню перед официальным посвящением. Отец думал, мне будет полезно увидеть, как творится история. Вместо удивления я испытывал только отвращение. Вся эта власть, и никто, кроме тебя, не мог ею воспользоваться.

Он повернулся к Уайатт, изучая ее со странным пылом в глазах.

— Теперь ты, — выдохнул Джозеф, и в его голосе прозвучало удивление. — Уайатт Уэстлок. Боже милостивый, кто бы мог подумать? Мы были посвящены в подробности твоего предыдущего представления. Мы стояли в роще и смотрели, как ты вытаскиваешь кости Питера из земли. Ты наложила обереги, не пролив ни капли крови. Никаких настоек, никаких порошков, никаких видимых ран. Только сила, чистая и необузданная. Этот

мир веками не видел такой магии, как у тебя. Представь, что я мог бы сделать с девушкой, которая способна сотрясать землю под ногами. Я мог бы разрушать города. Я мог бы развязывать войны.

— Ты не прикоснешься к ней, — снова выплюнул Питер, но звук получился прерывистым. Он издал один булькающий вздох. Уайатт в отчаянии потянулась к нему, но чьи-то руки обхватили ее за талию. Ее оторвало от земли, ноги взметнулись к небу, из горла вырвался дикий крик.

— Заберите ее, — приказал Джозеф. — Сожгите это место дотла.

— А с ним что делать? — раздался голос откуда-то позади нее.

— Оставьте его, — ответил Джозеф. — Он уже мертв.

— Нет. — Слово вырвалось у нее криком. Она посмотрела Питеру в глаза, они были широко раскрытыми и испуганными. Он пытался подняться и падал, снова и снова, хватаясь руками за скамьи в поисках опоры, его колени раз за разом ломались о деревянный паркет. Уайатт сопротивлялась в равной мере, рычала и царапалась, как бездомная кошка, и не раз пускала себе кровь. Над головой первые лучи рассвета проникали в широкую галерею с витражной фреской в виде пеликана. Свет преломлялся на полу всполохами красного, желтого и голубого.

— Отпустите меня! — закричала она. — Отпустите!

— Свяжите ей руки, — крикнул Джозеф куда-то за пределы видимости. — Не позволяйте ей прибегнуть к магии.

Уайатт взбрыкнула ногами, размахивая ими в дикой ярости. Удовлетворение вспыхнуло у нее в груди, когда ее каблук попал в цель. Она упала, а ее похититель со стоном опустился на колени. На мгновение освободившись, девушка сильно ударилась о землю, выбив весь воздух из легких. А потом поползла обратно по ступенькам, двигаясь на четвереньках, как животное.

— Питер, — всхлипнула она, поднимаясь на ноги. — Питер!

— Хватайте ее, черт возьми! — крик Джозефа потонул в усиливающемся ветре. Деревья на залитом солнцем горизонте пришли в неистовство. — Кто-нибудь, немедленно схватите ее!

— Питер, — снова позвала она, вваливаясь в открытую дверь.

Питер неподвижно лежал на полу, безжизненно завалившись на бок. Его глаза были открыты — два невидящих голубых озера. Одна рука была вытянута, пальцы сжаты, будто он тянулся к ней.

Ее сердце замерло на несколько ударов, а затем забилось снова. Быстро, быстро, быстро. Оно пульсировало в ней с невероятной быстротой, ее платье потемнело от грязи, руки были скользкими от крови. Она была зеркальным отражением стража смерти, горе превратилось в нечто деформированное и пронизывающее ее кости.

Она набрала в легкие побольше воздуха. Рассвет был прохладным, свежим и ясным.

Она закричала.

Это был крик, от которого раскололись небеса. Она все сильнее и сильнее выдавливала его из себя, пока не почувствовала, как ткань ее сознания разрывается от этого звука. Мир соскользнул со своей оси, раскалываясь, дерево прогибалось у нее под ногами.

Над головой взорвалось стекло, осыпав ее розовым калейдоскопом. Осколки оцарапали ей кожу и порезали волосы, рассыпавшись по полу мелким дождем. Она кричала и кричала, пока в легких не осталось ничего, кроме пыли, а потом кричала даже после этого. Ее голос стал жалким и каким-то другим, вырывающимся из глубокого и темного колодца. Часовня вокруг нее погрузилась в туман, бесформенный и серый, будто она вышла из ткани времени.