Твоя навеки
Шрифт:
— Об этом можешь не беспокоиться. Я расчищу тебе все дорожки, только свистни.
— О-о, вот как!..
— Именно.
Джейсон Монроуз выстроил этот дом лет пятнадцать назад, еще задолго до возвращения Мика в округ Конард, выстроил после того, как старое ранчо сгорело дотла. Одиноко возвышающееся двухэтажное здание было сложено из кирпича — материала нетипичного для данной местности. В глаза бросалась довольно современная обстановка, блестящий, покрытый лаком паркет. Зная старика Джейсона, Мик не сомневался: этот отсвет уюта в холостяцком
— Ты не против, если я пройдусь по дому?— спросил Мик у Фэйт. Утром он успел заглянуть в коровник, осмотрел все постройки вокруг дома, но сейчас хотел получше изучить дом изнутри — на всякий случай, по привычке.
Внутри — на это они оба обратили внимание еще утром — оказалось довольно чисто, ожидаемого слоя пыли толщиной в палец они не обнаружили. То есть какая-то пыль и паутина были, но судя по ним можно было предположить, что хозяева отсутствовали здесь от силы два месяца.
За эти несколько часов Фэйт успела навести в доме мало-мальский порядок, и теперь с гордостью демонстрировала Мику плоды своей хозяйской деятельности. Но гордость эту подтачивало смутное беспокойство. Почему-то временами ей казалось, что она здесь самозванка и вот-вот объявятся истинные владельцы ранчо и попросят ее выйти вон. Смех и грех, подумала Фэйт. Уж она-то знала, что в этот дом по меньшей мере лет пять никто не входил.
Мик обошел все комнаты, заглянул во все чуланы, в каждом коридорчике задерживаясь на несколько секунд. Еще его интересовали окна: плотно ли пригнаны рамы, надежны ли шпингалеты. Фэйт поначалу пыталась о чем-то говорить, что-то объяснять, но, заметив, как внимательно он изучает запоры и задвижки, в конце концов замолчала.
— Джейсон и в самом деле всю душу вложил в этот дом,— с уважением констатировал Мик, когда они снова вернулись на кухню.— Столько лет прошло, а косяки и рамы не рассохлись, никаких щелей и вообще никакой халтуры. Хотел бы я, чтобы мой дом был выстроен хотя бы вполовину с той же степенью надежности.
Они сидели за кухонным столом, как и в прошлые ночи: он с кружкой кофе, она — с цветочным чаем.
— Я так переживала, когда старый папин дом сгорел,— призналась Фэйт.— Боюсь, мне потребуется несколько лет, прежде чем я привыкну к этому новому дому, как бы хорош он ни был.
Сказав это, она вдруг поняла, что как только Мик уедет, ей станет здесь невероятно одиноко и пусто. И дело вовсе не только в том, что на много миль вокруг нет ни одной живой души.
— А где прошло твое детство? — спросила она Мика, рассчитывая своими вопросами задержать его подольше.
— Не здесь. Отец был профессиональным военным, и я вместе с ним объездил пол земного шара. К моменту окончания школы я побывал в восьми странах, соответствующих восьми местам его службы.
— Тебе и твоей матери, наверное, трудно было все время жить на чемоданах?
— Мне — да, а что касается моей матери, то она оставила нас, когда мне исполнилось два года.
— Понятно,— кротко сказала Фэйт и затихла, хотя у нее сразу возникло множество вопросов.
— Я вообще не помню мать,— с тем же каменным выражением лица проговорил Мик.— У меня где-то есть ее фотография, но что снимок может сказать о человеке? Она была знахаркой из племени чероки, по крайней мере так сказал однажды отец. Они познакомились в Оклахоме, и их отношения развивались очень быстро, судя по тому, что отец служил там каких-нибудь два месяца. Подозреваю, что отъезд из родных мест оказался для нее невыносимым. Как бы то ни было, вскоре после рождения второго ребенка она тихо удалилась, прихватив с собой моего младшего брата. Еще через год, если верить отцу, она умерла.
— Ты что-нибудь знаешь о ее родных?
Мик отрицательно покачал головой.
— Нет, единственное, что я знаю о родне по материнской линии, так это то, что мой дед был настоящим шаманом. Может быть, отец знал еще какие-нибудь подробности, но он почти ничего не рассказывал.
— А что стало с твоим братом?
— Полагаю, его воспитал кто-нибудь из родственников матери. Отец за все время нашей совместной жизни упоминал о брате раз или два, и вообще...— Мик смолк и пожал плечами.— И вообще он никогда не существовал для меня как что-то реальное, Фэйт. Я же его не знал. А когда я повзрослел и у меня возникло желание задавать вопросы, отец уже умер.
Фэйт нестерпимо захотелось провести ладонью по его жестким черным волосам, утешить. Но она не решилась.
— Так у тебя, значит, нет никакой родни ни по отцовской линии, ни среди индейцев-чероки?
Уголок рта у Мика чуть дернулся вверх.
— А много ли вообще дети знают о своих родителях, если заглянуть за фасад семейных отношений?— вопросом на вопрос ответил Мик.
— Полагаю, очень немного,— согласилась Фэйт, встала со стула и поставила на плиту чайник.— Иногда я думаю о том, что мой ребенок родится без отца, бабушки, дедушки, и мне становится горько. Меня, по крайней мере, всегда грела мысль, что у меня есть отец, который любит меня, хотя и жил он отдельно и очень далеко от меня.
— Мне от своей матери в наследство осталось имя,— задумчиво сказал Мик.— Иногда мне кажется, что имя — главное и единственное, что будет с тобой всю жизнь, и только имени никто и никогда не в силах тебя лишить.
— Ты имеешь в виду имя Миках? — с любопытством отозвалась Фэйт.— Красивое имя. Мне нравится.
— Нет, нет и нет. Я имею в виду имя, которое дала мне она. По словам отца, она нарекла меня им сразу при рождении и даже заставила Эймора Пэриша записать его, чтобы не забыть. В переводе оно означает: Говорящий Голосом Грома.— Он осекся, сообразив вдруг, что никому и никогда не разглашал этой тайны.
— Боже, как здорово! — выдохнула Фэйт.— Мик, это же не имя, а настоящая поэма. И оно тебе так подходит. Думаю, мать гордилась бы тобой, если бы имела возможность увидеть тебя сейчас.
Мик отвел глаза.
— Может быть. Не знаю. Ты первая, кому я назвал это имя.
Зачем вообще он заговорил с ней на эту тему, спрашивал себя Мик. Эта женщина открывает один тайник моей души за другим, и скоро весь я буду перед ней как на ладони — одинокая снежная равнина, освещенная холодным лунным светом. И что же дальше? Что дальше?..