Твоя постоянная
Шрифт:
Горькое, травянистое, но сводящее с ума.
— Время пошло, Мари, — шипит мне в ухо Левицкий и запрокидывает голову, чтобы посмотреть мне в глаза. — Один, два, три… — начинает отсчет.
Приоткрываю губы, собираюсь с силами и готовлюсь позвать на помощь. Плевать, что будет потом. Выкручусь, напишу заявление в полицию. Мы живем не в пятнадцатом веке. Никто не имеет права шантажировать и принуждать к постели свободную девушку.
Но в момент, когда крик подбирается к горлу, невидимые часы отматывают стрелку назад.
Возвращают
И меня вновь бросает в жар. Прямо в котел моментально вскипающей страсти.
«Пошла в жопу твоя любовь, милочка», — ржет бессовестная шлюшка и подталкивает в спину к Левицкому.
Врезаюсь в широкую грудь, дергаю за полы черного пиджака на себя и приникаю к манящим губам. Получаю резкий ответ, как только наши языки сталкиваются в немой борьбе характеров. Вздыхаю и дергаю Левицкого за рубашку в цвет костюма. Невольно поражаюсь такой любви к мрачным оттенкам, которые ему чертовски идут.
— Удали фото, — рыкаю, когда гаденыш заталкивает меня в крохотное помещение. Стены кружатся, потолок ездит, а ноги подкашивается. В голове такая путаница, что ничего толкового выдать не получается. — Сейчас же!
Там стопками хранится бумага и повсюду расставлены коробки с канцелярией. Еще имеется старенькое многофункциональное устройство, которое досталось мне от прошлой владелицы этой приемной.
Вот к нему меня и толкают.
— Работает? — интересуется Левицкий как ни в чем не бывало и кивает на здоровенного печатного монстра.
— Что?
— Хочу ксерокопию твоей задницы.
— Да пошел ты!
— Схожу, не сомневайся. Потом нагну раком над столом Олежика и снова схожу в тебя.
— Ты хотел минет, — сама не понимаю, что несу. Во всем виноваты сатанинские огоньки в черных глазах.
— Ну ой, — цокает языком Левицкий и захлопывает дверь. — Я передумал, Мари. Теперь у меня есть компромат, который, пока ты не отработаешь по полной программе, станет мои бессрочным абонементом в твою постель.
Глава 5. Саша
Кто там пиздел, что молния не бьет в одно место дважды?
— Схожу, не сомневайся. Потом нагну раком над столом Олежика и снова схожу в тебя.
Как бы не так.
Прошла гора лет, а в голове барышни, раздвигающей передо мной ноги, опять Олег. Гадкий утенок, съебавшийся в Краснодар, вернулся сраным лебедем. Будто с него там шкуру содрали и новенькую вручили. Вместе с кошельком, глубиной с Марианскую впадину, и гонором высотой с Эверест.
Только от Соловьевой, ныне Шершневой, так башенку не рвало.
— Ты хотел минет, — выпаливает, ставшая внезапно страстной, лисица по имени Марина и сверкает серебристыми радужками.
Взгляд хитрющий, немного безумный, ошарашенный. Сучка только
Вроде низкорослая и щупленькая, но ноги в три километра.
Соблазняет, дурочка.
Здесь и без твоих стараний, как бы боксеры ни перекрыли приток кислорода в детородный орган. Такими темпами я лишусь потомства из-за рыжей стервы. Лика не простит, как и ее папаня.
Детей и внуков, отобранный племенной жеребец, должен выдавать по расписанию.
Да пошли они.
Память издевается. Подбрасывает картинки прошедшей ночи, разгоняет и без того кипящую в венах кровь.
— Ну ой, — цокаю и захлопываю увесистую дверь. — Я передумал, Мари. Теперь у меня есть компромат, который, пока ты не отработаешь по полной программе, станет мои бессрочным абонементом в твою постель.
А сам наблюдаю за ней, пока щелкаю замком. В глаза смотрю. Жду страх, робость… Но херушки-хуерушки.
Улыбается коварным ртом, которым умело обращается. Прикусывает губу. Втягивает и щурится с таким наслаждением, что уши закладывает. Будто я погружаюсь на дно моря без акваланга. Метров на шестьсот.
Невозможная.
— После этого скажешь, что не хочешь меня? — облизываюсь, наблюдая за разгорающейся, словно спичка, Мариной. — Стол не намочи, пока ерзаешь.
Член в истерике, мозг в нокауте.
Потому что она встает с места и, виляя бедрами, подходит вплотную. От участившегося дыхания грудь, прижатая к моему торсу, вздымается. Аппетитные полушария покрывает тонкая паутинка мурашек.
Они то и дело цепляют простенький кулон в форме маленькой капельки, которая в нагрудной ямке. Помню, как он забавно подпрыгивает, когда Марина сверху. Стонет, запрокидывает голову, отчего медные кудряшки рассыпаются на плечи.
И принимает мой член так глубоко, что кишки связывает в узел.
Язык моментально тонет в горькой слюне. Хватаю ее за подбородок и тяну к себе. Едва не захлебываюсь от металлического блеска в радужках.
Которые сияют только для меня.
— Детка решила поиграть? — произношу в миллиметре от ее рта и ловлю фруктовое дыхание. — Что ты задумала?
Ненавижу целоваться. Слюнообмен всегда вызывает у меня больше отвращения, чем возбуждение. Серьезно. Потому что ничего классного в этом процессе нет, и обычно поцелуи лишают меня эрекции.
Или на меня так раздутые морды одинаковых девиц действуют?
Потому что с Мариной такого нет.
Едва сдерживаюсь, чтобы не поиметь сладкий ротик языком. Смять, похожие на нежные лепестки губы, и вылизать божественную влагу подчистую. Достать до гланд и кончить под приглушенные крики, которые вибрируют на небе.