Твоя постоянная
Шрифт:
Я. Не. Могу.
Нельзя любить одного и сходить с ума по другому. Никак. Это невозможно. Противоречит всем канонам и правилам.
— Невероятная сука, — Левицкий стискивает пальцами шею, отчего дыхание перехватывает. — Моя.
Всхлипываю, поскольку его слова ударяют прямо по незащищенным местам. Он даже не представляет, как одной пошлой фразой вскрывает все незажившие раны разом. Выворачивает наизнанку плоть, насыпает туда битого стекла с иголками, а потом без анестезии зашивает и с садистским наслаждением наблюдает за моими
Ему нравится надо мной издеваться. Нашел себе, сволочь, постельную игрушку, которой можно вертеть и так и эдак. Теперь унижает и трахает, как и когда пожелает, потому что я позволяю это делать с собой.
Сама виновата. Подарила Левицкому ключ от темницы и разрешила поступать со мной, как захочется его величеству.
Дура.
— Где всех носит?!
Застываю в ужасе, когда за дверью грохочет мерзкий голосок главного бухгалтера. По инерции цепляюсь за Левицкого и прижимаюсь к нему.
— Марина! Ты где? У меня срочный отчет на подпись для налоговой!
Галина Петровна выстукивает каблуками по плитке похоронный марш, а я задыхаюсь. Не в силах произнести что-то членораздельное, упираюсь ладонями в мускулистую грудь. Перед глазами, как в немом кино, проносятся кадры из будущего, где меня с позором увольняют за непристойное поведение на рабочем месте.
А меня уволят. Вне всяких сомнений.
Потому что Олег не потерпит подобной халатности, да и мнением старой горгоны из бухгалтерии дорожит. Галина Петровна работает в холдинге со времен его основания и пользуется расположением Елены Семеновны и ее отца. Там репутация и связи покруче моих, никакие рекомендации не спасут.
— Как совать нос в наши дела, так каждые пять минут. Только работать мешает. А тут днем с огнем не сыщешь! — шипит четырехглазая змеюка и опять цокает каблуками у двери, сквозь щели которой пробирается мерзкий шипровый аромат ее духов.
— Нету, да? — пищит второй голосок.
Сплетница Лилька, младший кадровый работник, как назло, проходит в приемную следом за Галиной Петровной. На каждое шипение главной змеи смело поддакивает. Будто не она два дня назад тряслась цуциком, когда я потребовала от нее оформить пропуска и доступы для двух новеньких сотрудников.
Тех, что Лазарев перетащил с компании отца в холдинг Олега.
— Вечно на месте нет!
— И куда смотрит Олег Константинович?
— Да ясно куда. Зря, что ли, выряжается, как на панель и задницей крутит перед начальством? — возмущается Галина Петровна, а у меня от обиды наворачиваются слезы на глазах.
Да, я очень требовательная и не терплю, когда люди бездельничают, а дело стоит. Потому новому коллективу пришлась не по душе.
Здесь своя экосистема: дотянут с отчетами и важными письмами до конца недели, а потом носятся в выходные и проходные в панике.
Потому что они привыкли так работать. Половину квартала просиживают
Я так не могу. Выполни задачу, тогда на голове стой.
Когда Олег еще не взялся за компанию Соловьева, а работал только в сфере IT-разработок, мне было хорошо. Под его началом находились молодые ребята, которые четко знали, что от них требовалось.
У всех имелись обязанности, и они их безукоризненно выполняли. Никто ничего не тянул до последнего и не приносил документы на подпись в субботу. Я осталась в хороших отношениях с каждым из них.
А тут… Не сработалась. Вообще.
— Отпусти, — шепчу в отчаянии и дергаюсь в руках Левицкого, взгляд которого стремительно и опасно темнеет.
— Я не закончил, так что не дергайся, — звучит ответ, от которого на голову обрушивается ведро льда.
— Пожалуйста, Саша. Мне нужно идти.
Левицкий делает очередной выпад.
Внутри все сжимается сначала от страха, потом от сумасшедшей дозы эндорфина вперемешку с адреналином. Закрываю глаза, запрокидываю голову и ахаю негромко, когда он сжимает правый сосок.
Крик отчаяния тонет у него во рту после очередного распирающего проникновения.
— Блин, где ее носит? Телефон здесь.
— В туалет вышла? — пищит мышью Лилька.
— Или у безопасников сидит, — фыркает Галина Петровна и громко хлопает чем-то по столу. Кажется, папкой. — Лилечка, сходи к парням, а я к охране спущусь. Вдруг она там?
— Хорошо.
— Говно у Шершнева коллективчик, — мурлычет мне в ухо Левицкий и обжигает кожу дыханием.
Берет меня так властно и неспешно, как будто никуда вообще не торопится. Постанываю сквозь плотно сомкнутые губы и послушно отдаюсь ему без остатка, чтобы позже сгореть от самоуничижения.
— Увольняйся, лиса.
Он кусает ухо, и я ошарашенно распахиваю глаза. Оргазм, словно пуля, пробивает тело насквозь. Крик исчезает в широкой ладони, которая запечатывает рот. Точно так же, как до этого Левицкий закрыл его губами.
— Что? — сипло выдавливаю, едва дыхание приходит в норму.
Он методично поправляет одежду, волосы. Выбрасывает использованный презерватив, надетый непонятно, в какой момент, и будничным тоном говорит:
— Увольняйся, Мари. Зачем терпеть такое отношение к себе?
Вспыхиваю за секунду, потому что стыд и тоска накрывают с головой сразу после угасания возбуждения.
Резво спрыгиваю со стола, покачиваюсь, натягиваю одежду, приглаживаю топ. Натруженные мышцы гудят, ноги и руки трясутся после сумасшедшего оргазма. Распаренная кожа горит в тех местах, куда Левицкий добрался с укусами и поцелуями.
Остается несколько секунд на побег из чертовой комнаты, но я их трачу на дальнейшие пререкания.
Потому что макияж и прическа подождут, а моя гордость — нет.