Твоя постоянная
Шрифт:
— Нормальное ко мне отношение, — вскидываюсь от злости и невысказанной обиды. — Просто людям срочно нужна помощь. Здесь привыкли работать, а не бездельничать!
Безбожно вру, и Левицкий это видит. Приподнимает широкую бровь, затем хмыкает.
— Срочная работа в субботу? — с издевкой тянет и застегивает пиджак, чтобы скрыть порванную рубашку. — Мари, ты меня наебываешь или себя?
А потом с довольным свистом идет к выходу.
— Просто у нас много работы! — кричу ему вслед в идиотской попытке оправдаться.
Мудак машет
— Вечером заеду. Не забудь надеть чулки и блядские туфли. Больше ничего.
— Идите вы, Александр Николаевич…
Осекаюсь, когда Левицкий поворачивается и окидывается меня убийственным взглядом. По телу разбегаются такие жуки, что тянет скинуть одежду на пол. А потом нестись к нему с криками о помощи.
— «Пожалуйста, Саша».
Мой высокий голос в исполнении его баритона звучит забавно. Только мне не до смеха, потому что продолжение выбивает почву из-под ног:
— В следующий раз никаких поблажек. Я просто выебу тебя на глазах у всех, Мари, а потом солью те фотографии всем мало-мальски крупным партнерам Шершнева. И хуй ты после этого найдешь работу. Поэтому попридержи язык для массажа моего члена и лучше тренируйся на бананах для горлового минета.
Хватаю стопку каких-то бумаг и бросаю прямо в него. В момент, когда дверь захлопывается за его спиной.
Глава 7. Саша
Ее высочество Шершнева Елена Семеновна до усрачки любит три вещи: ебать Олегу мозг, драть последний растянутый нерв и строить из себя жертву. Именно за этим она коротает скучные будни, а в оставшееся время оргазмирует от финансовой аналитики и сует аккуратный носик в дела друзей.
Похоже, что сегодня Олег все-таки сдох.
— Тебя присмотреть послали, а ты член засунул! — визжит в трубку сорок первую минуту подряд.
Как только голос не сорвала.
Не понимаю, какого хуя я терплю ее выкрики? Я что, первоклассник на первом уроке?
Лена — странный человек, который появляется и исчезает из моей жизни легко. Но когда ее нет, внутри не хватает детальки. Как настоящий пазл. Его не соберешь без кусочка, закатившегося под диван.
— Лева! Ты меня слушаешь? — шипит, а я чувствую, как яд с ее зубов растекается по каналам связи и вливается мне в ухо.
— Да не было у нас ничего с Анютой, Леночек, — шуршу фольгой. — Не бузи, все на мази. Дальше рамок нашего технического задания не уходил.
Калауд куда-то запропастился, поэтому натягиваю тонкий алюминий на чилим и проклинаю себя за рассеянность. Хотел же купить, но забыл. Все из головы вылетело из-за рыжей сучки.
«Пожалуйста, Саша».
Горло сдавливает от жесткого спазма, а член моментально оживает. Потому что я снова вижу перед собой круглые от страха глаза цвета шуршащей фольги в руках.
А ведь говорят, что холодные оттенки с теплыми не сочетается.
Хуйня.
Каждая деталь в Марине кажется
Я облизал все до единого. Как одержимый фетишист ласкал любой попавшийся мне миллиметр кожи.
Ни одну бабу не трахал с такой отдачей.
Сами кончали. Зачем пыхтеть?
Ебучая кладовая, тесная и пыльная, превратилась в мое индивидуальное место для жертвоприношения. Когда Марина прильнула ко мне испуганным зверьком, ища поддержку и защиту, едва сердце через член не выпрыгнуло.
Я чуть не расцеловал злобных сук за дверью и удовлетворил бы персонально недотрах любой из них.
Только бы не ушли.
— Лева, ты, конечно, гондон, но я тебе верю.
— Я хотел, — сдаюсь и тяжело облокачиваюсь на стол.
Часто моргаю. Пытаюсь содрать изображение кончающей фурии с сетчатки. Только, похоже, образ Марины с распахнутым блядским ртом и солнечными зайчиками на коже отпечатался в подкорке мозга. Впитался в серое вещество и, испуганно хлопая лисьими ресницами, отправился путешествовать по венам.
Рассеянно верчу в руках новенькую баночку со смесью для кальяна. Схватил первую попавшуюся.
Угу, так я думал.
Нервный смех дребезжит в горле, когда до меня доходит смысл надписи на черной этикетке. Даже табак с ароматом апельсинового печенья купил.
Сука.
— Ну?
— Хуй кладу, — огрызаюсь и с трудом возвращаюсь к разговору. — Блядь, Лен. Я вляпался сильнее, чем думал. Впрочем, плевать. Парочка сочных задниц приведут в чувство, но…
В трубке судорожный кашель.
— В Аню? — хрипит великая сводница, пока борется с приступом удушья.
— Нет.
— Слава богу! — незамедлительно раздается облегченный свист. — Еще не хватало мне до конца жизни слушать, как вы с Лазарем лаетесь. Олега за глаза хватает.
— Ну ой, что там лаяться. Лица друг другу разукрасили, и вопрос решен.
— Тульский пряник, — смеется, а в груди разливается знакомое тепло от ее поддержки. — Действуй, не крошись, а то совсем зачерствеешь. Марина хорошая девчонка. Я тебе триста раз говорила. Только твоим священным членом заклинаю: не будь уебком. И…
— И ты жаждешь поскорее сплавить ее подальше от Шершня.
«Ведь она влюблена в твоего, блядь, мужа».
Какого-то хуя знание этого факта причиняет не просто дискомфорт. В кишках дребезжит старая бензопила «Дружба». Рвет затупившейся цепью тонкие стенки нежных органов, смазывается ее багровой кровью и заедает под диафрагмой. Потом движком ударяет по сжимающемуся желудку при каждом взмахе.
Рыжая сучка закрывает глаза, когда трахается со мной.