ТВТ
Шрифт:
Потом он оторвал палку от географической карты – и повторилась та же самая история.
Но в третий раз ему уже стало стыдно, и он без всяких споров собрал чужие книги, которые пораскидал по классу.
Однажды после уроков вожатый увидел, что Карачун возится в коридоре около оконной рамы.
– Ты что тут делаешь?
– Да вот стекло дребезжит, может выпасть. Я его гвоздем укрепляю.
– Ты член ТВТ?
– Нет, не принимают. От тебя, говорят, пользы, как от быка – молока. А я им докажу. Сколько тэвэтэтовцев в школе, а никто не заметил, что стекло дребезжит.
– Обещаю тебе, что будешь принят, – улыбнулся вожатый.
Порядок в школе был не только потому, что тэвэтэтовцы исправляли каждую неполадку. Тут происходило нечто в тысячу раз важнейшее: тэвэтэтовцы не могли уже сознательно или по небрежности сами что-нибудь испортить, сломать, побить.
Мог ли, например, тот ученик, который своими руками закрепил завеску на парте, ломать ее на другой парте? Мог ли он неряшливо обращаться с библиотечной книгой, если недавно он своими руками склеивал такую же, порванную кем-то другим? Мог ли он бросить на пол и не поднять чужое пальто, если он поднимал уже пальто, брошенное другими? Будет ли он неосторожно бить ногами в стену, если сам однажды уже замазывал ее? Если раньше Карачун без зазрения совести толкался около окна, не думая, что может разбить раму, то теперь он, толкаясь, невольно вспомнит, что сам поправлял ее. Вряд ли найдется ученик, который сотрет со стены слова, написанные кем-то другим, и сам начнет писать на стене. Если раньше какой-нибудь ученик вырезал на парте буквы, то обычно товарищи его не обращали на это внимания, а сейчас никто не мог пройти мимо такого безобразия, так как каждый привык смотреть на это совсем другими глазами. Вот почему одиннадцатая школа приняла теперь другой вид.
То же самое наблюдалось и в тех семьях, где были тэвэтэтовцы. Обычно дети, если разбалуются, то ни на что не смотрят, а тэвэтэтовцы стали более внимательными и осторожными, ибо привыкли следить за вещами. Тот, кто сам себе починил портфель, пожалеет свою работу и не будет швырять его. Пожалеет он и свои ботинки, книги.
Многие ли дети, бросая стекло на дорогу или в речку, думают, что кто-то может наступить на него? А тэвэтэтовец, который "заработал очко", достав стекло со дна, сам его уже никогда не кинет. Сколько веток поломали дети на деревьях, особенно плодовых! А если кто из них стал тэвэтэтовцем да однажды спас дерево, подвязав сломанную ветку, то сам он наверняка уже ветки не сломает.
Вот какие перемены происходили в тэвэтэтовском племени! Но сами они об этом не думали и не знали, что становятся новыми людьми. Они думали только, что играют в интересную и полезную игру. Мало того, они "заразили" этой игрой и взрослых.
Первым из них, если не считать вожатого, был директор школы Антон Иванович, а вместе с ним и учитель географии Сергей Павлович. Хотя очков они, понятно, не собирали и не записывали, но при каждом удобном случае шутили этим словом.
Так, Сергей Павлович пришел однажды с новой палочкой и сказал ученикам:
– Вот я сам сделал указку, запишите мне очко. Математик однажды наклонился возле парты, поднял чью-то ручку и, положив на парту, со смехом проговорил:
– Запишите мне очко.
В учительской часто слышались шутки:
– Антон Иванович, – говорил физик, – запишите мне очко: я вчера отремонтировал воздушный насос.
– А я заработала два очка, – сказала преподавательница литературы: сшила дочке шапочку и одолжила соседям утюг.
– Нет, Елена Андреевна, – засмеялся учитель естествознания, – это не в счет.
– Почему же нет? – ответила Елена Андреевна. – Давайте спросим у наших тэвэтэтовцев.
Разговор этот слышала Клава. Она знала, что это шутки, знала, что никто у них спрашивать не будет, но приятно было знать, что это пошло от них.
То же самое было и среди учеников старших классов – десятых, девятых, восьмых. Играть с малышами в очки им, конечно, было не к лицу. Но в своих разговорах они сплошь и рядом употребляли слово "очки". Висит, скажем, в классе на стене таблица, покосившись набок; подойдет паренек, поправит и смеется:
– Запишите мне очко!
Каждый знал, что это самая обыкновенная шутка, но не каждый знал, что, если бы не тэвэтэтовцы, то вряд ли кто обратил бы внимание на эту таблицу и поправил ее. Не знали этого и сами организаторы ТВТ.
Или идет группа десятиклассников по улице. На дороге всем известный водопроводный колодец, накрытый толстой круглой чугунной крышкой. Крышка сдвинута в сторону, видимо, какой-то тяжелой машиной.
– Стой, ребята! – кричит один из них. – Есть возможность заработать очко. Пользуйтесь случаем.
И они подвигают крышку на место. Снова обыкновенная шутка, и снова можно сказать, что без влияния тэвэтэтовцев они прошли бы мимо, как не однажды проходили до этого.
В доме тэвэтэтовца отец, сделав какое-нибудь дело, обычно шутит:
– Ну, вот и заработал очко.
Мать, сшив кому-нибудь из детей трусики, также смеется:
– Запишите мне очко!
А то приходит соседка и говорит матери:
– Анна Степановна, запишите мне очко: я во дворе подняла с земли и повесила вашу простыню.
Наибольшее впечатление на тэвэтэтовцев произвел следующий случай. Наблюдал его Павлик. Он шел по улице, а перед ним шли два солидных старичка.
"Профессора", – почему-то подумал Павлик.
По дороге надо было переходить место, где недавно прокладывали трубы и осталась еще незамощенная грязная полоса. Молодые мужчины через нее прыгали, да и то не всегда удачно, а женщинам и старикам приходилось совсем плохо.
И вот Павлик слышит, как один "профессор" говорит, смеясь, другому:
– Надо заработать своему внуку очко, положу-ка я сюда вот этот кирпич.
Он сейчас же так и сделал. А Павлик был первым, кто воспользовался "профессорским" кирпичом.
Таким образом, тэвэтэтовцы увидели, что и некоторые взрослые переняли их игру. Правда, взрослые только шутили и никаких очков не собирали, но все равно видно было, что они "заразились" от тэвэтэтовцев, а это, что ни говори, для ТВТ очень приятно.
– Скоро у нас будут взрослые члены Товарищества воинствующих техников! – смеялись пионеры. Но Цыбук серьезно сказал: