Ты будешь мой
Шрифт:
Впрочем, фэйри терпит и не жалуется. Только фыркает очень красноречиво.
– Как хочешь.
Никак не хочу. Меня раздражает его цепкий взгляд, и чувство опасности уже не щекочет приятно нервы. Я в который раз жалею, что втянула себя в это, но выхода у меня нет. Теперь, когда я знаю его Истинное Имя, я вообще по уши в этом… этой яме. Истинное Имя – суть фэйри. Даже больше – используя его во время приказа, я могу заставить фэйри делать что угодно. Например, могу сказать «умри», и он умрёт.
Конечно, я никогда этого не сделаю.
– Послушай, ну мне же надо как-то тебя называть, - вздыхаю я, протягивая фэйри кружку горячего настоя. – Ты же не хочешь, чтобы я всегда использовала то имя, которое ты мне сказал?
Фэйри заметно вздрагивает и глядит на меня. Кружку он словно не замечает.
– Как хочешь.
Вот так тебя и назову!
– Сильвен, - решаю я, заглушив раздражение. – Лесной. Там же леса у вас, в Гленне, да? Расскажешь?
Фэйри… Сильвен отворачивается.
Ну ладно. Я пожимаю плечами и встаю. Оставляю настой, лекарства. Не маленький, сможет о себе позаботиться. А с меня хватит!
Вздрагиваю, когда фэйри неожиданно ловит меня за руку.
– Что?
Сильвен рассматривает мой браслет с жемчужиной. Тянется коснуться, но я отдёргиваю руку. Фэйри молчит, я огреваю его возмущённым взглядом и выскакиваю из комнаты.
Мне хочется сбежать – и подальше. Через час, послушав тишину из гостевой комнаты, решаюсь.
На улице шумит дождь, он разогнал туман. И намочил меня до нитки, пока я спешила в школу танцев. Забавно, Марк оказывается там же лишь четверть часа спустя. Приходит за мной в класс. Меня не перестаёт удивлять, как он узнаёт моё местонахождение, да ещё и так быстро.
Танцую, как сумасшедшая. Смеюсь над шуточками Марка, как коршун охраняющего меня от других. Даю проводить, но домой не приглашаю. Целую в щёку – бедняга краснеет – и убегаю, пообещав написать перед сном. Марк долго не уходит, вижу его с крыльца.
У меня безумно болят ноги. Это и хорошо, помогает забыть о сумасшедшем фэйри. Который, кстати, свободно шатается по дому. По крайней мере, в мою купальню заходит, точно в свою комнату.
– Больно?
– Выйди! – выдыхаю я. В моём голосе слёзы: ноги не просто болят, они – словно подушка, в которую втыкают разом тысячи раскалённых игл.
– Неужели ты отказалась от моря из-за этого? – Сильвен оглядывает купальню. Он и не думает уходить. Я вижу его отражение в зеркале, он смотрит на мои ноги с выражением, чем-то похожим на сострадание.
– Я ни от чего не отказывалась! Выйди! – шиплю я, выгибаясь от боли.
Сильвен садится рядом.
– Дай мне.
Его руки – изящные руки женщины, покрытые мозолями воина – ложатся на мои колени. Я не успеваю отшатнуться и даже влепить нахалу пощёчину – боль уходит, точно вода в песок. Фейри встаёт, ловит мой поражённый взгляд и тихо говорит:
– Твоя магия запечатана, русалка?
– Я не русалка, - шевелю пальцами ног. Удивительно: боли как не бывало.
Сильвен, щурясь, смотрит на меня какое-то время. Потом, ничего не говоря, уходит.
Следующий день проходит для меня в заботах. Я делаю домашнее задание – тонну, наверное, столько пропустила за время болезни. Сильвен сидит у себя в комнате. Я ношу ему еду, но он почти не ест. И не разговаривает со мной.
Начинаю понимать, почему фэйри умирают в неволе. Будешь вот так сидеть и делать вид, что ты очень гордый и даже есть не хочешь – конечно, скоро умрёшь. От голода, например.
А ночью неожиданно возвращается мама.
Она врывается в мою комнату вместе с ветром и дождём из распахнутого окна. По крайней мере, мне это снится – и остальное тоже кажется сном, кошмаром. Я подпрыгиваю на кровати и стукаюсь затылком об изголовье. Больно.
– Арин! – каркает мама, садясь на кровать, и я отодвигаюсь. За окном громыхает гроза – не такая уж редкость в Дугэле, но сейчас, спросонья, я её боюсь.
Мамино лицо в блеске молнии искажается.
– Арин, кто подарил тебе янтарную заколку?
Я молча смотрю на неё и дрожу. Мама, моя родная мама кажется чужой и незнакомой. Ведьмой из мрачных сказок. Мне холодно и очень страшно. Если это правда кошмар, почему я не просыпаюсь?
– Арин, отвечай! – мама хватает меня за руку, больно сжимает запястье.
Я вскрикиваю.
– Мам, в чём…
– Это инесский принц? Ты видела его? Ты с ним говорила?!
– Нет! – всхлипываю я, дёргая руку. – Мама, пусти, мне больно!
Ещё одно страшное мгновение мама смотрит на меня, потом неожиданно улыбается, отпускает – и всё возвращается на место.
Я тихо плачу, и мама машет рукой: окно закрывается. В комнате светлеет - загораются светильники.
– Арин, девочка моя, - она обнимает меня, гладит по спине.
– Ты совсем замёрзла. Ну что ты… Что ты… Ты просто скажи… Ты правда не видела инесского принца? Правда?
Я смотрю на неё, мои губы дрожат.
– Мамочка… Он был инессец, да, но… я не специально… я просто повернулась неловко… и упала… А он меня вытащил… Но он не принц! Конечно, нет! – такая мысль мне даже в голову не приходила. Хотя, если вспомнить его одежду… но не принц, это уж слишком!
– Инессец? – шепчет мама, хватая меня за руки. – Значит, всё-таки… Что он тебе сказал? – мама трясёт меня: - Что?!
– Что я… похожа… на русалку, - лепечу я. – Мама? Мама, что ты делаешь? Мам!
Она связывает мои руки невесть откуда взявшейся шёлковой лентой и снимает браслет с жемчужиной. Сдёргивает с меня одеяло, чертит в воздухе какие-то руны. Бормочет: «Заклинание… надо обновить… Лучше я, чем королева… Ты будешь со мной, доченька. Ты будешь в безопасности. Так нужно, Арин, моя Арин. Я укрою тебя. Я тебя спрячу».