Ты будешь нашей мамой?
Шрифт:
Каждое пробуждение наполнено болью, от которой хочется вылезть из кожи и нырнуть в холодную воду. Жар во рту. Горящие легкие. Иногда он слышал голоса. Уговаривающие, угрожающие.
Мужчина не понял, в какой из восходов он сумел проснуться без опостылевшего мерзостного состояния болезни. Он лежал в бассейне, наполовину под водой в своеобразном гамаке, конструкция которого не давала ему утонуть. А он бы и не утонул. Дышал не носом с тонкими полупрозрачными крыльями.
Синие, в чешуе, руки, хвост, жесткая проволока иссиня-черных волос — все это было его, но мужчина не узнавал себя. Должно быть… Как? Он не знал. Не помнил. Всколыхнулся отвратительный звереныш внутри, готовый наброситься на любого, кто войдет в залу. От беспомощности…
— Не переживай, — по мышцам прошла волна умиротворения. Мужчина уже слышал этот голос. Сам по себе возникающий в голове. С ним всегда приходило спокойствие. Зверек притих и заурчал. — Ты почти здоров, лои. Я счастлив видеть тебя таким, — бестелесные слова и образы. Он почти привык к такому способу общения. «Привык… Значит, раньше было не так?»
— Не думай, лои. Что было — прошло. Кануло в глубокую впадину на дне. Старое мешает тебе существовать по-новому. В окружении тех, кто любит тебя. Заботится о тебе. Перестань приносить жертву воспоминаниям. Учись, лои. Учись быть тем, кем ты стал.
Уговоры. Укачивали. Соблазняли. Обещали…
— Кто я? — задал вопрос мужчина.
— Ты… Ты — моя главная победа. Ты станешь лучшим. Неподражаемым. Мой приемный сын.
— Сын? — плохое слово. Странно трепещуще отзывается в груди. Будит незнакомые эмоции.
— Мой сын. Спи, Яльнар. Придет время, и ты поймешь, — обманул голос. Спеленал сладкой колыбельной песенкой. Голос знал, что в этот миг важно, что требуется. Голос все знал…
Постепенно юный морр привыкал. К себе. Морским жителям. К воде над, под и во все стороны от себя. Подсознательно мужчина ожидал угрозы от стихии, но даже самые примитивные хищники признавали его старшинство и право приказывать.
Его названный отец любил. Загадывать загадки. Что было бы, «если»?
Разные персоны, различные социальные статусы. События. Оживали под умелым языком Амниса-сказителя. Ответы подчинялись с трудом. Претендовали на неоднозначность. Просили иного подхода к анализу и решению. К системе действий.
Узконаправленность мышления. Зацикленность на себе, как центре мира, сменялась способностью мыслить масштабно. Пространственно. Расставлять и менять приоритеты, как того требовали обстоятельства. В дальнейшем абстрактные персонажи головоломок обрели плоть и кровь. Отпала нужда создавать искусственные прообразы — игрушки стали живыми, а сама игра плотной и вязкой. Невинная с первого взгляда шалость Владыки превратилась в стиль жизнь для его сына.
Чуждым было решать: умереть или жить. Пребывать в радости или свалиться в реку отчаяния. Не для себя. Для других. Поначалу. Пока присутствовала и терзала жалость, порождая нерешительность. Пока Яльнар думал, что есть проблема меньшего зла. Тратил время на поиск альтернативы.
Но истина не зависит от сомнений неверящих в нее. Она была, есть и будет. Сама по себе. Вне времени и пространства. Она открылась ему. Отдалась и впустила в себя. Через наследие, оставленное Создателем. В потрепанных пожелтевших страницах рукописных книг. В магических формулах, которые легко рассмотреть, но не получалось воспроизвести. Юный морр спрашивал:
— Скажи, отец, кто разрешил нам влиять на Нити. Ведь, по большому счету, мы занимаемся самоуправством…
— Ты можешь, значит, вправе, — таков немногословный рассудительный ответ.
— Но могут все! — второй этап расспросов.
— Потенциально — да. Фактически же, — неопределенное пожатие плечами, — вспомни тех, кто способен совершить хотя бы треть того, чем свободно управляешь ты?
Задумчивое молчание.
— Ты, отец…
Фырканье и смех.
— А если отбросить меня? Смотри: существа измеряют свои поступки противовесом. Они называют это карой. Возмездием. Придумали бумаги с гербовыми печатями и красивыми вензелями идеального почерка. Службы, что восход за восходом бдительно высматривают нарушителей сочиненных правил. Уложений. Ты только вдумайся: все, изложенное Правителями — вымысел! Ничего этого на самом деле нет. Это способ управления массами. Им так спокойнее. Впрочем, так спокойнее всем… — уже тише Амнис добавил: — и нам тоже.
— А разве это не есть так? Разве это не закон жизни, что за проступки следует наказание?
— Для кого? Ты продолжаешь себя равнять с толпой. Забудь. Ты другой. Совершенно. Таких, как ты мир еще не знал. Мой успех, — Владыка усмехнулся. Искоса посмотрел на сына.
— Нет, я говорю про остальных. Как раз. Что ж, сам же и ответил на свой вопрос. Тогда вот так: что является другой стороной для таких, как ты и я?
— Ничего…
— Совсем? — Яльнар ошарашено таращится на Владыку.
— А для чего? Оступаясь, существа теряют многое. По частям. Редко в целом. Все и сразу. Они лелеют призрачный шанс начать все сначала. Ты — нет. Твой путь особенный. Каждый раз ставка — твоя жизнь. Что еще… Представь, что с твоей смертью рухнет мир. Вполне реально. Нет, не в это мгновение, но… Все будет зависеть от того, кто будет у тебя на поводке в тот момент.
— Одиночка способен плести Нить мира? — сомнение в голосе. Там, где быть его не должно…
— Да, мой мальчик, может…
— Но как?! — расширенные зрачки. Учащенный пульс. Дверь распахнута настежь. Осталось только войти.
— Вспомни, с чего мы начали беседу?
— Ты можешь, ты вправе… Но я и говорю о возможности!
— Чтобы мочь, надо просто… — драматическая пауза для эффекта, заставляющая ерзать слушателя от нетерпения. — Просто… Разреши себе… И все.
— Так почему мы до сих пор не подчинили себе весь мир и все расы? — вопрос с подтекстом. Владыка пустился объяснения: