Ты лишила меня сна
Шрифт:
Конечно, это никак не влияло на состояние ума и чувств Трионы. Она даже выяснила, что можно хотеть мужчину, даже если он крепко спит и похрапывает во сне. Оказалось, что вожделение — престранная вещь.
Через некоторое время Триона привыкла сидеть в карете в одиночестве, покачиваясь от ее движения. Хуже было то, что дорога становилась каменистой, еще более неровной, и местность выглядела теперь более дикой. В этих условиях Триона начала томиться от тоски по сестрам и братьям. Ей недоставало их шумных завтраков, добродушных споров и подначиваний.
Беспокоило
Она уже не раз пожалела, что не прихватила с собой книгу, потому что отчаянно нуждалась в том, чтобы отвлечься и направить свои мысли на что-нибудь другое.
Первые две ночи они мчались, делая только краткие остановки, чтобы наскоро перекусить. Один раз ей удалось принять блаженно-горячую ванну. Продвигались они быстро, меняя лошадей из конюшен Хью, которые он держал вдоль всей дороги. Третья ночь оказалась облачной, и обложенное тучами небо удержало их от спешки. Они заночевали в гостинице, чему она очень обрадовалась. Ее спина и ноги болели от езды, и даже когда они останавливались, она все еще чувствовала, будто едет в тряской карете и земля у нее под ногами ходит ходуном. Измученная Триона дважды засыпала прямо за обедом и не помнила даже, когда Маклейн перенес ее в их комнату, уложил в постель и подоткнул под ней одеяло. Она проснулась рано утром в постели, согретой его телом, хотя он уже встал и оделся. И, как только рассвело, они тронулись в путь.
На четвертый день уже затемно они наконец прибыли в Гилмертон-Мэнор. Когда карета сделала последний поворот на извилистой сельской дороге, взору Трионы открылось впечатляющее зрелище — ее будущий дом, освещенный луной, придававшей ему призрачно-серебристый вид.
Гилмертон-Мэнор был расположен на вершине холма, лишенного деревьев, и все его три этажа украшали высокие окна. Под холодным светом луны дом казался темным и выглядел даже угрожающе. Она поежилась, заметив, что всего несколько окон нижнего этажа манят приветливым светом.
Хью, сидевший в седле на своем любимом коне Сумраке, смотрел на Гилмертон-Мэнор с совершенно иным чувством. Он был дома. Наконец-то.
Сумрак, судя по всему, чувствовал то же самое, потому что принялся взбрыкивать и приплясывать, а потом бодро затрусил по подъездной дорожке. Хью рассмеялся, побуждая коня остановиться возле широкой красной двери и ловким движением спешился. Дом был просторным, ладно построенным и крепким, как раз таким, как нравилось Хью. Это было величественное здание в классическом и простом стиле.
Дверь распахнулась, и высокая женщина, по виду домоправительница, суетливо выбежала им навстречу. За ней следовали лакеи Ангус и Лайам с фонарями на шестах, чтобы освещать портик.
Миссис Уоллис нахмурилась:
— О, милорд! Мы вас не ожидали раньше чем через две недели! Хорошо, что ваша спальня готова и в порядке!
— Я бы послал весточку, но некоторые обстоятельства ускорили мое возвращение.
Карета остановилась у самого портика. Фергюсон
Триона, казалось, не заметила жадного внимания домоправительницы. Бледная и измученная, с волосами, свисавшими вдоль спины и не заколотыми шпильками, в помятом платье, она казалась настолько вымотанной, что не видела ничего. Девушка выглядела такой утомленной и хрупкой рядом с этим домом.
Хотя Фергюсон помогал Трионе спуститься, она все-таки споткнулась, оказавшись на земле. Хью подошел к ней, обнял за талию и повел по ступенькам:
— Миссис Уоллис, это леди Катриона Маклейн, ваша новая госпожа.
— Что? — Миссис Уоллис застыла с раскрытым ртом, а оба лакея уставились на них. Однако она быстро пришла в себя и присела в глубоком реверансе: — Миледи, приятно с вами познакомиться! Добро пожаловать в Гилмертон!
Трионе удалось улыбнуться, когда она оперлась на руку Хью.
— Благодарю вас. Я немного утомлена путешествием, а иначе попросила бы вас показать мне дом. — Она тяжело вздохнула. — Боюсь, что сейчас у меня нет сил подниматься по всем этим лестницам. Я просидела в карете четверо суток.
— Вы добрались из Лондона за четверо суток? — Домоправительница посмотрела на Хью укоризненно: — Неужели вы мчались без остановок?
— Мы спешили.
— Да, вижу. Бедняжка, должно быть, совсем без сил! Почему бы вам не проводить ее в спальню, а я принесу вам чаю и рулетиков.
— Рулетиков? — спросила Триона.
— Да, это наш любимый десерт, — пояснил Хью.
Триона смотрела на него и, казалось, была способна только удивляться.
Миссис Уоллис пояснила:
— Такие сладкие мягкие рулеты. Вам непременно понравятся. — Она критически оглядела Триону с головы до ног: — Да, видно, лондонские барышни вообще ничего не едят, хотя, глядя на вас, пожалуй, можно сказать, что вы чуть полнее большинства из них.
— Благодарю вас.
Хью прижал ее к себе и улыбнулся:
— Миссис Уоллис считает, что мы погибаем от истощения. И старается нас хорошенько кормить.
— Гм. Если вы будете питаться как следует, я ничего не буду говорить! Не переживайте, миледи. Мы вас живо поправим.
Триона посмотрела на Хью:
— Я бы охотно приняла ванну.
— Конечно! — сказала миссис Уоллис, обернувшись по пути к лестнице через огромный холл. — Ангус, живо на кухню! Скажи людям, что у нас новая госпожа и она желает принять ванну немедленно.
Хью и Триона последовали вверх по огромной лестнице за домоправительницей, объяснявшей по пути, кто изображен на портретах. Но Хью замечал, что Триона не обращает на них внимания. Лицо ее казалось осунувшимся и бледным, плечи поникшими, а каждый новый шаг давался с большим трудом.
Когда они добрались до площадки второго этажа, Триона споткнулась и упала бы, если бы Хью не подхватил ее на руки. Она едва слышно пробормотала слова протеста, но голова ее покоилась при этом на его плече, а рука обнимала за шею.