Ты любил меня за мои слабости

Харпер Эви

Моя спина выгибается, и я кричу в экстазе.

Когда волны медленно отступают, Канье зарывается лицом в мою шею и рычит возле моей блестящей от пота кожи, толкаясь еще несколько раз, затем замедляется и останавливается. Он кусает меня за плечо, потом сосет и целует.

— Моя, — громко заявляет он. — Моя прекрасная девочка дома, — шепчет он мне в шею.

Мое сердце наполняется слезами. Я дома.

Я тихо произношу то, что вертится у меня на языке с тех пор, как я вернулась домой. Я говорю слова, которые никогда не смогу взять назад. Не будет пути назад, никакого укрытия и никакой попытки спасти его от моего темного и испорченного

мира. Теперь мы в этом вместе.

— Я люблю тебя, Канье.

Прошло три недели с тех пор, как я впустила Канье. Первая неделя была полна страстного секса и жарких споров. Временами я от него отгораживалась и была не в духе. Мне было необходимо решить свои собственные проблемы и научиться самостоятельно справляться с ночными кошмарами. Канье прекрасно видел, когда я вступала в борьбу с собственными демонами.

Через три дня после начала наших новых отношений, желание порвать их было велико. Я обнаружила себя в ванной, с желанием снова порезать себя, но заметила, что слева, в зеркале, мелькнул Канье, и попыталась расслабиться, оглядывая ванную, делая вид, что что-то ищу.

— Эмми, все в порядке? — слышу я его беспокойство.

Я скрещиваю руки на груди, растираю бицепсы и говорю.

— Я собиралась принять душ.

Я вытягиваю руку и захлопываю дверь ванной, но слышу глухой стук, и дверь снова открывается. Канье стоит в дверях и, прищурившись, смотрит на меня.

— Чушь собачья, Эмми, скажи мне, что, черт возьми, происходит? Ты выглядела так, будто собиралась сорвать гребаную раковину с подставки, — его голос быстро переходит от тревоги к беспокойству.

— Мне нужна минутка, — тихо говорю я.

— К черту это. Ты обещала попробовать, Эмми. Скажи мне, что происходит в твоей прекрасной голове.

Я делаю два шага назад и сажусь на крышку унитаза.

— У меня просто плохой день, вот и все, — говорю я.

— Я вижу, Эмми, — мягко говорит Канье. — Но ты должна говорить мне, когда у тебя бывают такие моменты, детка. Я должен быть здесь, чтобы помочь тебе. Если не ради тебя, то ради меня, Эмили. Меня убивает мысль о том, что ты проходишь через это в одиночку, — голос Канье переполнен эмоциями, и этот звук разрывает мне сердце.

Я медленно киваю. Тревожно произносить слова, которые так долго были заперты у меня в голове. Каждую ночь в темноте Канье просил меня рассказать ему что-нибудь о последних пяти годах. В основном я говорила о том, что чувствовала тогда, а не то, что на самом деле делали со мной. Но сегодняшний ночной кошмар и воспоминания, кружащиеся в моей голове сейчас… Не хочу сейчас говорить об этом Канье. Это то, что я не хочу, чтобы он когда-либо представлял.

— Скажи мне, детка. Скажи мне, чтобы ты могла с этим справиться.

Я смотрю на Канье. Перед глазами все расплывается, но я крепко держусь и не позволяю слезам упасть.

— Я люблю тебя, — говорю я дрожащими губами.

Канье обхватывает мои щеки своими теплыми руками и говорит:

— Я знаю, Эмми, и я люблю тебя больше всего на свете.

Я делаю глубокий вдох, и мои губы дрожат.

— Тогда ты должен понять,

что я не могу делиться с тобой всем. Я не хочу, чтобы ты знал все, Канье. Я не хочу, чтобы эти воспоминания были и в твоей голове тоже, — я коснулась его виска пальцами. — Я хочу делиться с тобой своими чувствами, рассказывая, как я справлялась. Но мне нужно, чтобы ты доверял, когда я говорю, что рассказ о том, что со мной делали, не поможет мне двигаться дальше. Это только навредит нам обоим, — я смотрю в его глаза и наблюдаю за реакцией на мои слова.

— Я понимаю, Эмми. Я не знаю, что делаю здесь. Я просто хочу помочь тебе. И если это лучший способ помочь тебе, то считай, что дело сделано. Я выслушаю тебя, но настаивать больше не буду.

Я глубоко вздыхаю.

— Спасибо, — тихо говорю я, прежде чем поцеловать его. Мы заканчиваем поцелуй, и я вижу вопрос в его глазах, в порядке ли я. Кошмар прошел?

— Ночью мне приснился кошмар. Это не тот кошмар, от которого просыпаются среди ночи. Я просто просыпаюсь утром, и воспоминание, связанное с плохим сном, это первое, о чем я думаю, и оно остается со мной в течение всего дня.

Непрошеные слезы текут по моим щекам, когда я объясняю Канье чувства, которые это воспоминание вызывает во мне.

— Мысль о том, что я останусь одна в своей собственной темноте... Вера в то, что ты уйдешь... Осознание, что никто не слушает... Отчаяние, заставляющее сдаться... Все так знакомо, и я знаю, что легче онеметь, перестать что-либо чувствовать, ведь это гораздо легче, чем чувствовать боль.

Я резко вытираю слезы.

— Я слишком легко лгу себе. Я уверяю себя, что иду в нашу ванну, не чтобы порезать себя. И все же я оказываюсь в единственном месте, где лежат бритвы. Я отчаянно пытаюсь очистить свой разум от этих воспоминаний, и причинение себе боли помогает в этом. Но вспоминая ту боль на твоем лице, когда ты увидел, как далеко я зашла, я каждый раз останавливаюсь. И все же я хочу научиться останавливаться ради себя, а не ради кого-то другого.

— Эмили, твои слова показывают, как далеко ты зашла. Я хочу, чтобы ты сделала это и для себя тоже. Не для меня, а для сильной Эмили, которую я знаю, прямо здесь, — он помещает свои ладони над моим сердцем.

Мои губы дрожат, слезы продолжают капать.

— Черт, я очень стараюсь. Правда, так и есть.

— О, детка, я знаю это. Я наблюдаю, как моя сильная Эмми с каждым днем проявляется все больше.

Я в шоке смотрю на Канье. Может ли он? Иногда я ловлю себя на том, что делаю или говорю что-то, что сделала бы старая Эмми, но я боюсь поверить, что это происходит, что я действительно исцеляюсь. Но разве он может видеть это? Надежда вспыхивает во мне, как лесной пожар.

В конце первой недели я впервые за пять лет улыбнулась. Да-да. Я сделала это. Я улыбнулась. И пока я вспоминаю этот момент, на глаза наворачиваются слезы, потому что я не просто улыбнулась, я сделала намного больше.

Я наверху, разбираю фотографии, которые сделала вчера вечером. Канье пригласил меня на ужин, наше первое свидание за пять лет. Потом мы пошли прогуляться по городу. Я схватила камеру из машины и заметила множество пар, держащихся за руки, улыбающихся, смеющихся и целующихся. Я делала снимки. Канье не возражал. Он действительно помогал мне определить точный момент на чьем-то лице. Он знал, что именно я искала: то самое искреннее выражение, когда вы знаете, что человек думает, как ему повезло, насколько совершенна его жизнь в этот драгоценный момент.