Ты мой закат, ты мой рассвет
Шрифт:
Я словно смотрю на себя со стороны.
Невидимая реакция за кадром американского ситкома.
— Блядь, Йени, ты что тут делаешь...
– Голос Антона не звучит вопросительно. Он совершенно сухой. Как будто эмоции выключились у нас обоих.
— Помоги собрать, пожалуйста, - отвечаю спокойно. И громко аплодирую сама себе.
— Ты палец порезала.
— Угу.
— Да брось ты эту херню!
Я спокойно отказываюсь от его помощи, когда пытается потянуть меня вверх, чтобы встала на ноги.
Хорошо, значит, соберу их сама.
— У меня телефон сел, - слышу над
— Угу
Режу еще один палец.
Может, хоть в этот раз сработает?
Но мне все так же тихо и безмятежно. Странное чувство полного безразличия к происходящему.
Только игрушки очень жаль.
До слез
Глава пятнадцатая: Антон
О том, что происходит, я понимаю только после того, как Очкарик складывает битые елочные игрушки в коробку, поднимается, отряхивает снег с колен и как будто даже не замечает, что взамен белых хлопьев на джинсах остаются красные разводы.
Она порезалась.
Но, насколько сильно, вижу только когда берет коробку одно рукой, а вторую протягивает мне ладонью вверх: два пореза на пальцах, два поперек ладони.
— Пожалуйста, дай ключи. Я замерзла. Не хочу валяться в Новый год с температурой и насморком.
Ключи я ей не даю, потому что с такими ранами точно занесет себе заразу. Сам иду к дому, открываю ворота и потом - входные двери.
Блондинка стоит возле машины и так вздыхает и то и дело трогает волосы, словно это она - жена, которая застала мужа в компании чужой бабы.
А я даже не знаю, как ее зовут.
Писательница проходит в дом, ставит на пол коробку, стряхивает с плеча шубу.
— Аптечка...
– пытаюсь сказать хоть что-то, но она каки не слышит.
— Проведи свою гостью, если это не очень сложно, - спокойно и тихо. Собирает ладони одну над другой, чтобы кровь не капала на пол.
– Нам нужно поговорить.
Блондинка вскидывает руки, задирает брови куда-то чуть ли не под основание лба, когда останавливаюсь рядом.
— Вызови себе такси, у меня телефон сел. Я заплачу.
— Что?
– удивляется, как будто заговорил на китайском.
– Разве мы не...
— Мы - «не», - ставлю точку.
– Это моя жена.
— Ааааа.
– тянет она. Фыркает, проводит по мне оценивающим взглядом.
– Я думала, ты все. Сам же говорил, что никого не хочешь любить.
— Вызови, блядь, такси. Или уебывай пешком. На этот раз доходит.
Почему, когда говоришь спокойно и вежливо - не доходит, но стоит вставить пару ласковых - и у людей мгновенно открывается третье ухо?
Когда-нибудь я найду ответ на этот вопрос.
— Такси сюда не доедет, - протягиваю блондинке пару купюр.
– Придется спуститься с горки.
Она берет деньги, сует их в карман искусственной шубы и еще раз оценивает меня долгим взглядом.
— А говорил, что ни от кого не зависишь, - почти с пренебрежением.
– Но появилась страшненькая женушка... Жаль, могли бы хорошо провести время.
Не знаю, чем она пытается меня зацепить, потому что моя жизнь была бы очень нервной, если бы мнение всяких блядей имело хоть какой-то вес. Я забивал
Я возвращаюсь в дом, впервые в жизни отмахиваясь от овчарок, которые счастливо вылетают навстречу и лезут мордами в ладонь, выпрашивая ласку и угощение.
Минуту стою на крыльце, рассматривая белый, как будто замороженный город на горизонте.
Я не собирался с ней спать.
Она мне даже не нравилась, во мне ни хера не екнуло.
Просто неделю назад проснулся утром, потянулся к телефону, толком не открыв глаза, и написал Очкарику: «Я тебя люблю, жена, возвращайся уже, блядь!»
Не знаю, зачем.
Не знаю откуда в моей голове появилась эта мысль.
Только минут через десять, когда второй раз зазвонил будильник, заметил, что случился какой-то сбой и сообщение осталось висеть с маркировкой «не отправлено».
Я удалил его.
Пообещал, что больше эта херня не повторится. И... все сломалось.
Она слала свои сообщения со смеющимися рожицами и бесконечными рядами скобок, а я что-то сухо выдавливал в ответ. Она звонила, а я делал вид, что занят и мне неудобно говорить. Она спрашивала, все ли у нас хорошо, а я отвечал, что просто очень много работы.
Через пару дней ее сообщения тоже стали односложными. Мы перестали созваниваться и перешли в режим «тишины». Я восстановил свою безопасность и душевное равновесие. Но так хуево мне не было еще никогда.
Поэтому, когда блондинка подсела ко мне в баре с явным подкатом, я не стал ее прогонять. Слушал, как трещит, жалуется на какую-то херню, на бывшего, на безрукого мастера, который делал ей челку. Что-то говорил в ответ, просто чтобы не сойти за немого. Потом она спросила про кольцо. Я повертел его на пальце и сказал, что «свободный, а остальное никого не волнует».
Должно было стать легче.
Не стало.
Если спросить себя самого «Ну и на хера ты все это сделал, чувак?», то ответа все равно не будет. Даже если копну очень глубоко, отодвину в сторону все защитные барьеры - его нет.
Хотя, наверное, меня просто заклинило.
Где-то что-то перемкнуло, потому что последние несколько месяцев я пытался делать вид, что моя жизнь - охуеть, какая нормальная. Как, сука, у всех мужиков, кому повезло удачно жениться. Потому что Очкарик, с какой стороны ни посмотри, просто идеальный вариант для любого самодостаточного мужика. Ее абсолютно точно не интересует материальный аспект наших отношений, она не выпячивала напоказ, что «золотая девочка», и не пыталась загнать меня под каблук на том лишь основании, что у нее все куда более в шоколаде, чем у меня. Она разделяла мои интересы, любила те же вещи, что и я. Не ныла, что ей скучно, когда предлагал провести вечер или все выходные дома, потому что заебался на работе и тупо хотел валяться на диване с книжкой. С ней есть, о чем поговорить практически на любую тему. Она, в конце концов, несмотря на поганый опыт, не корчила из себя монашку и была готова подхватить любую мою идею. И, конечно, она заботилась обо мне и не возводила эту заботу в ранг героического подвига. Просто делала что-то и выглядела довольной, потому что доволен был я.