Ты можешь любить
Шрифт:
– Так я для вас все же женщина?
– подняла голову Беллатриса.
– А почему тогда...
– Ты - дочь моих школьных друзей.
– Я знаю, милорд. И когда мать найдет мне блестящую партию, я покорюсь ее воле, - Беллатриса набрала полную грудь воздуха, словно собираясь прыгать с обрыва.
– Но мое сердце всегда будет принадлежать вам. Я буду хорошей женой своему мужу, но прошу вас... Прошу хоть один раз не отталкивать меня!
– выпалила она на одном дыхании и застыла, сама испугавшись своей дерзости.
– Что ты забрала себе в голову?!
– Волан-де-Морт раздраженно заходил по
– "Мое сердце принадлежит вам"! Помешались вы, что ли, на этой любви?! Это что, самое необходимое в жизни?
– он вспомнил историю матери и ее трагической любви к красивому, но никчемному маглу и рассердился. Если влюбленные настолько глупы, чтобы пускать свою жизнь под откос из-за чьих-то прекрасных глаз, то ему повезло. Его жизнью управляет холодный рассудок, и он никогда не станет идиотом из-за какой-то юбки.
– Ты видишь меня впервые! О чем ты говоришь?
– Так бывает, - негромко ответила девушка, - вы можете мне не верить, но клянусь, что говорю искренне.
– Верю, - не сразу сказал Волан-де-Морт.
– Ты пока еще не научилась лгать и лукавить, как более взрослые женщины. "Безумен тот, кто им вверится", - вспомнил он фразу из какой-то магловской книги.
Снова молчание.
– Прошу вас, милорд, - голос Беллатрисы в темноте звучал теперь по-детски тонко и жалобно, - не отталкивайте меня хотя бы сегодня. Когда я выйду замуж, я буду верна мужу. Но разве я могу допустить, - ее голос набрал силу, и в нем прозвучали материнские надменные нотки, - чтобы первым меня коснулся кто-то другой. Этот подарок я хочу сделать вам. В знак величайшего почтения, - девушка сделала реверанс, - которое наша семья испытывает к вам, первому среди волшебников!
– Глупостей не надо делать даже из почтения, - хрипло ответил Волан-де-Морт, чувствуя, как его броня трещит и рассыпается. Попробуй-ка тут оставаться бесстрастным и твердым, когда перед тобой стоит полураздетая юная девушка с упругим телом и длинными золотистыми от загара ногами и смотрит на него такими глазами, как будто видит его прежнее лицо - красавца Тома Реддла, а не его нынешний облик.
Беллатриса шагнула к нему, обжигая взглядом. "А ведь она уже довольно опытная и сильная чародейка, - отметил Волан-де-Морт.
– Посмотрим, может, она будет полезна, как помощница, мне нужны соратники. И... И почему бы, собственно, и нет? Но ей только пятнадцать лет! Ну и что? В некоторых кругах это уже брачный возраст. Да она и не похожа на ребенка, - он посмотрел на высокую грудь в вырезе халатика.
– Если она так жаждет сделать мне подарок, почему бы не принять его?"
Беллатриса прижалась к нему всем телом. Ощутив через одежду ее горячее юное тело, Волан-де-Морт послал к троллю в зубы все доводы благоразумия и крепко стиснул девушку в объятиях, так, что она даже охнула. Он поцеловал ее в губы, и почувствовал себя, как измученный жаждой путник, наконец-то добравшийся до колодца со свежей холодной водой в пустыне.
Эта ночь была первой не только для Беллатрисы, но и для него. И запомнилась обоим на всю жизнь...
* ПОМЕСТЬЕ МАЛФОЕВ. НАШИ ДНИ.
– И эти воспоминания помогали мне защищаться от дементоров Азкабана, - негромко сказала Беллатриса,
– А сейчас мой Патронус стал еще сильнее от того, что мы снова вместе. Милорд вернулся, и мы снова обрели тебя.
Полина промолчала, глядя на чашу, где перед ней промелькнуло лето любви ее родителей, три солнечных месяца, наполненных бризом, ароматом цветов и страстью. Три счастливых месяца, после которых последовали долгие годы страданий и лишений. Но, похоже, ни отец, ни мать об этом не жалеют. Они счастливы уже потому, что у них было это лето.
– В сентябре я вернулась в Хогвартс, - продолжала мать, - в октябре поняла, что беременна. Это было моей тайной и моим счастьем.
– Но лучше бы ты посвятила в тайну хотя бы меня, - Волан-де-Морт откинулся на спинку высокого черного кресла, поглаживая свернувшуюся рядом Нагайну.
– Тогда нам не пришлось бы столько лет искать Полину, и она с детства была бы окружена почестями, на которые имела право по рождению... Ну, что?
– посмотрел он на дочь.
– Твое любопытство утолено?
– А может и лучше, что я молчала, - неожиданно возразила ему Беллатриса.
– Когда у нас земля горела под ногами и мы не знали, живы ли вы, и что случилось в Годриковой впадине, а потом нас, тех, кто выжил, заточили в Азкабан, не все дождались вашего триумфального возвращение. А ведь это были взрослые сильные и опытные маги. Может, и хорошо, что Полина не попала в этот водоворот. Сиротку Вульф мракоборцы и члены Ордена не тронули. А мисс Мракс была бы под ударом. Фадж не пощадил бы и ребенка только за то, что она - наша дочь!
– Мама!
– гневно перебила ее Полина.
– Что ты говоришь?! Я - ваша дочь, вот именно, а не приемыш, и не сквибка, и я очень жалею о том, что в трудные времена не была там, рядом с вами. Может, тогда все было бы иначе! Я уже не была ребенком и смогла бы сражаться и, может быть, защитить вас, предотвратить беду!
– Когда у тебя будут свои дети, ты меня лучше поймешь, - с горечью сказала Беллатриса и отошла к окну.
– Ты рассуждаешь, как воин. А я - как мать.
– Я рассуждаю, как ваша дочь, - ответила Полина, и на это нечего было возразить. Какое-то время все трое молчали.
Полина снова думала о Сент-Остеле и о лохматом озорном мальчишке, дразнившем на берегу моря своих кузин. Несколько часов он сорвался с помоста и упал за занавес Арки Времени в Отделе тайн. И мать на секунду опустила волшебную палочку, а в ее глазах мелькнула боль. Два видения продолжали друг друга. "А у тебя мировоззрение правильное!" - распаленный спором мальчик спрыгивает с пирса и удаляется по алому в лучах закатного солнца берегу. "Ну и пожалуйста! Дурак!" - звенящим от обиды голосом выкрикивает вслед смуглая девочка и провожает его таким же горьким взглядом, а в глазах - слезы. А недавно Полина увидела такое же выражение на лице уже взрослой Беллатрисы. А Сириус, такой же растрепанный, но уже полуседой, с изможденным лицом, парируя ее заклятия, смеется и подшучивает над кузиной, как тогда, когда убегал с ее шляпой. И вдруг его смех обрывается, как обрубленный. А женщина смотрит на его падение с запоздалым ужасом, осознавая, что совершила непоправимое, а их шуточный поединок на этот раз зашел слишком далеко.