Ты пахнешь корицей
Шрифт:
— Кто это? — Ася, вжалась в меня до хруста.
— Я убил её возлюбленного, — прошептал я, глядя на грязный снег. — Дрался за тебя.
Ася ахнула и прикусила нижнюю губу. До неё дошло всё. Она смотрела на меня иначе, чем в полутьме клуба «Зазеркалье», или даже в своей уютной квартире.
Она сама нашла мои губы и сама поцеловала меня.
Мне стало жарко и весело, я понял, что это уже не игра для неё. Не развлечение на одну ночь и один вечер.
— Я, — Ася облизала губы и прокусила нижнюю, не заметив этого, — решила… Сказать.
К нам бежали Волков и Альфред.
Ася привстала на цыпочки
Наверное, дело было в том, что я испугался за неё, в том, что мне внезапно стало всё равно, что со мной сделают волки, я отвечал, вкладывая в движения губ и скольжение языка свое признание: «Люблю, люблю, люблю…» У меня кружилась голова, подгибались ноги, и желание взрывало мое тело.
Ася отвечала, но была слишком мягкой и податливой. Я вопросительно взглянул на неё.
— Я… — Ася опять тихонько заплакала, — вчера, когда ты ушел, я собралась и побежала в Зазеркалье, думала, а вдруг ты там. Позвонил отец, сказал, что свадьба будет двадцать девятого декабря, через две недели, подарки куплены, ресторан заказан. И я… со мной стало нехорошо. Я выскочила из Зазеркалья и обратилась. Тут они меня и поймали.
— Ася, я виноват, — я прижал её к себе.
Пока я строил планы, как уговорить её стать моей, её похищали, ломали её силы магией, её предавали бывшие союзники. А меня рядом не оказалось!
— Никто не виноват, они бы пришли ко мне домой. Решение было принято, отец порвал с ними, они легко вычислили, как ему отомстить? Я же не просто наследница отцовского состояния, я — альфа стаи Лунных волков, милый, мой милый, — Ася поцеловала меня еще раз. — И нам не быть вместе, ведь ты не волк…
Её отец и Альфред оторвали Асю от меня и увели. Она оборачивалась, но я смотрел себе под ноги. Всё было понятно.
Эту ночь я не спал. Потом будто провалился в какое-то темное безвременье. Я смотрел на часы, и с трудом понимал: утро, вечер, ночь или день в черном безвоздушном пространстве вокруг меня.
Потянулись яркие, для кого-то счастливые, предновогодние дни.
Как я жил всё это время, помню плохо. Брел мимо наряженных сверкающих ёлок, с тоской смотрел на украшенные апельсинами и листочками мяты витрины, обходил стайки Снегурочек в синем шелке и толпы Дедов Морозов в алых, расшитых гигантскими снежинками, шубах. С завистью глядел на сияющих людей. Они чему-то радовались, чего-то ждали от выдуманного праздника. Хрустели оберточной бумагой подарков, раскупали бутылки фальшивого шампанского. Я выключал рекламу на экране. «Позвоните родителям», — твердили, будто сговорившиеся дикторы человеческих и магических каналов.
Я бы хотел, очень хотел, если бы когда-нибудь удалось дозвониться.
Папа умер три года назад, мама пережила его на год.
Их номера остались в моем телефоне. Я аккуратно записывал их в каждый новый телефон.
Только знал, что если наберу заветные цифры, мне ответят: «Абонент временно недоступен».
И если бы они ошиблись хоть раз.
Не было никого, кому бы я мог рассказать, как мне скверно. Друзьями на работе я не обзавёлся. Однокурсники остались в столице.
Я пытался уговорить себя, что это только легкая влюбленность. Нравились же мне девушки до Аси. Правда, я не смог вспомнить ни одной, кроме Арины, в которую был влюблен в первом классе. И очень быстро пришлось признать, что
Она мне не снилась. Иначе я бы стал спать и днем. А так, через пять часов тьмы я просыпался, и никакие силы не могли меня заставить уснуть еще.
Я работал, не помню как, но старался, на автомате заполняя горы документов и пытаясь сообразить, чего от меня хотят?
Эль Канте посматривал на меня во время всех пятиминутных утренних совещаний с холодным интересом, но ни о чем не спрашивал. Он взял меня в штат местного ИнКа. У меня даже появились трое подчиненных: два парня и девица, но я не выходил из уныния.
В коридорчике перед кабинетом Эль Канте развесили сверкающие снежинки. Это было так странно, что все до одного маги косились на это сияющее праздничное безобразие.
Я тоже смотрел, но праздника такого, как в детстве, да и даже такого, как три года назад, не чувствовал.
Последние дни декабря было трудно вытерпеть. Я превратился в собственную тень. Тащился на работу, после работы — домой, потому что так надо.
Время летело неумолимо, беспощадно сбрасывал виртуальные листочки календарь: до свадьбы Аси оставалось пять дней. Я купил первый в своей жизни смокинг, белый галстук-бабочку. Хорошенькая кареглазая продавщица строила мне глазки, показывая, как красиво и быстро можно завязать галстук, превращая атласные лепестки в крылышки. Я лениво шевелил пальцами, думая, не пригласить ли девицу к себе на ночь? Но решил, не буду. Зачем?
Выбил из холодного равнодушия странный звонок от девушки-дракона.
Их забрали в участок ИнКа за обращение днем в черте города. Сержант ИнКа бесновался, докладывая мне, как летели над толпой два дракона, черный и малиновый.
— Должно быть, было очень красиво, — сказал я и вручил ему лицензии драконов.
Увидев документы, сержант чуть не лопнул, настаивая на штрафе за возмущение спокойствия. А я радовался, что сумел уговорить Эль Канте подписать лицензии драконам. Он задумчиво долго смотрел на меня, но всё-таки поставил магическую подпись, сверкнувшую всеми цветами радуги.
Я освободил драконов, не замечавших никого и ничего вокруг, и почувствовал, что жив, что буду драться за Асю, что если мы оба живы, то всё еще можно изменить.
Пока это были только слова, но мне стало легче.
Я ведь маг, не обычный человек, не проблема, что не оборотень!
Я даже кое-как прибрался в квартирке, поменял постельное белье на светло-серое шелковое, от его скользящего прохладного прикосновения мне стало не по себе, но я решил его оставить, если будет невмоготу, позже поменяю.
«Двадцать пятого декабря», — пробормотал я вслух, когда все дела были сделаны, и оставалось лечь спать, и я включил календарь в телефоне.
Отложил телефон на стол и услышал звонок в дверь.
Кто мог прийти ко мне вечером? Я скользнул взглядом по часам: было уже девять.
Я открыл двери, отступил назад, ко мне в руки упала холодная, дрожащая Ася, шепнула:
— Закрой двери. Оторвалась от охраны, чудом, первый раз за эти дни.
В прихожей моей жалкой квартирки запахло праздником: апельсинами и мятой. Даже стало светлее, хотя под потолком болталась на шнуре самая обыкновенная лампочка.