Хлещет ливень, и мрак небеса заволок.Я стою у реки. О, как я одинок!Мой урожай был к сроку сжат,У ног моих снопы лежат.Река размыла перекат,Блещет стремнины клинок.Хлещет ливень. Я жду. Я до нитки промок.Я один на пустынном прибрежном лугу.Что на том берегу – разглядеть не могу.Чуть вырисовывает мглаШтрихи деревьев у села,А хижины заволокла.Здесь, на этом пустом берегу,Ни души. Я один на прибрежном лугу.Чу! Над бездной реки чья-то песня слышна!Я узнал эту песню! Все ближе она.Над лодкой парус распростерт,Он реет, он полетом горд.Бессильно бьется в твердый бортРечная волна.Эта песнь мне знакома! Все ближе она!Друг мой, в какой направляешься край?Погоди! Прошу тебя – не уплывай!Хотя б на миг причаль! Постой!Возьми мой урожай с собой!Потом отчалишь в край любой.Только мой золотой урожайТы в ладью забери. Хочешь – людям отдай!Все возьми. Все тебе до зерна отдаю.Погляди, нагрузили мы лодку твою,Я здесь трудился столько дней!На ниве я стою своей,Ни колоска теперь на ней.Я один у причала стою.Ты возьми и меня в золотую ладью!Места нет, места нет, слишком лодка мала,Много места поклажа моя заняла.Наш край безмолвен, а над нимКлубятся тучи, словно дым.Над полем я стою пустым,Все я отдал дотла.Далеко золотая ладья уплыла.
Пробный камень
Пропыленный, косматый безумец идет,Он жаждет в пути камень пробный найти, Губы сжав, шагает вперед и вперед,Он бесплотен, как дух, безмолвен и глух, Лишь глаза не погасли. Горят в ночи,Словно два светляка, словно два уголька, Каждый камень ощупывают их лучи,К тем, кто бедно одет, в людях жалости нет, Не накормят, не пустят тебя на порог.Ты в пыли, в грязи – ни о чем не проси, Кто к тебе снизойдет? – ты нищ и убог!Сколько бед и невзгод! Но скиталец бредет, Гордится свободою и нищетой.Он всегда презирал благородный металл, Пробный камень дороже казны золотой. Море вздыбилось, море скитальцу грозит,На пути, как стена, вырастает волна, Глядит, не мигая, бездонный зенит,Хохочут ветра, и с утра до утра Море злобно смеется оскалом волны.Над сверканьем вод утром солнце встает, Вечерами всплывает светильник луны.Стихнет шторм – и
тогда что-то шепчет вода; Океану поручено тайну беречь,Но поведать он рад, где скрывается клад. О! Когда б могли мы понять его речь!Не томясь, не скорбя, он поет для себя, Увлеченный пеньем, забыл обо всем.Люди шли, кто куда, прошли – ни следа. Странник ищет камень и ночью и днем. По преданью, возник в незапамятный годПервой звездочки свет (так золота след На поверхности пробного камня сверкает).И один за другим к прибрежьям седым Любопытные боги и духи пришли,Поглядели на дно – в пучине черно; Стояли в молчанье, склонясь до земли;Тих был моря напев. Тогда, осмелев, В пучину они погрузились – и вмигУстремились ко дну, возмутив глубину, Взбаламутили вечный подводный тайник,А из пены густой, блистая красой, Лакшми [8] вышла – богиня с ясным челом.Здесь, у пенистых вод, нынче путник бредет, Пробный камень ищет и ночью и днем. Он устал, но встает и шагает опять,Сколько минуло лет! – камня пробного нет, Нет надежды – осталась привычка искать.Так всю ночь напролет птица друга зовет, Но, навеки покинута, вечно одна,Не умолкнет и днем, тоскует по нем, Нет надежды – и все же поет она.Океаном века правят боль и тоска, Он кого-то зовет – не зная кого.В пустынный простор он объятья простер, Вечный поиск – предназначенье его.Мир в движенье всегда – звезд кочуют стада, Вечно ищет кого-то в скитанье своем,Так над пеной морской, забыв про покой, Странник ищет камень и ночью и днем. Как-то встречный мальчишка кричит: «Постой!Где ты цепь эту взял? Сверкает металл. Опоясан ты цепью, видать, золотой!»И тот – потрясен: явь или сон? Золото?.. Цепь ведь железной была!Он ощупал ее – золотое литье! Странное дело! Как цепь тяжела!Мутным стал взор, руки путник простер И, рыдая, упал на дорогу, во прах.Труден был путь. Тот миг не вернуть, Когда камень заветный держал он в руках!Брел ночь он и день, трогал каждый кремень, Не глядя, прикладывал к цепи своей.Как тут горю помочь? Отбросил он прочь Пробный камень – один меж сотен камней! Солнце сонно садится над ясной водой,Позолочен простор, весь в огне кругозор. Снится тихому вечеру сон золотой.Человек изнемог, но бредет на восток, Снова ищет он то, что, найдя, не нашел.Изможден, изнурен, сутулится он, Сердце высохло, словно поверженный ствол.Тропы тянутся вспять, ни души не видать, Тропы тянутся из ничего в никуда.Пути далеки, бескрайни пески, Ночь окутала мир, ни пути, ни следа.Быть полжизни в пути, мысля: «Только б найти!» На миг прикоснуться, не зная о том!И полжизни опять тому же отдать, — Пробный камень разыскивать ночью и днем.
8
Лакшми – богиня счастья, красоты, изобилия, супруга бога Вишну.
На качелях
Буду играть со своею душой. Без устали льет Ливень всю ночь напролет.Плачет небо. Тревожна ночная пора.Мы будем сегодня играть до утра.Утлый мой плот в этом празднестве диком плывет.На жизнь и на смерть игра идет Всю ночь напролет.Взвихрены воздух и воды. Стихия, грозна ты сейчас! Раскачивай нас!И ветры качают во весь размах,Как тысячи якшей [9] , хохочут впотьмах,Ветры безумствуют, ветры ревут, разъярясь.Буря, разгул твой и небо и землю потряс. Раскачивай нас!Душа замирает, сегодня душе не до сна, В смятенье она,Робко прижалась ко мне, чуть дыша.Чувствую я, как трепещет душа.Сердце дрожит – как близко душа, как нежна!В страхе сегодня она, восторгом полна, Трепещет она.Я убаюкивал душу, я усыпить ее смог И чутко стерег.В цветах, на супружеском ложе моем,Была душа со мною вдвоем.Я от печалей упрятал ее и тревог,Я заточил ее в тайный, укромный чертог И нежно берег.Губы, глаза целовал я душе моей, милой моей Все нежней и нежней.На грудь мне склонилась ее голова,Шептал я ей лучшие в мире слова.Лучшее все я дарил ей: бери и владей!В лунные ночи я песни наигрывал ей И пел все нежней.Ласки пресытили душу, усталую сон охватил, Лишил ее сил,Гроза бы ее разбудить не могла,Ей стала гирлянда цветов тяжела,Спутались ночи и дни, полумрак наступил,Стала душа безразличной, остыл ее пыл, Проснуться нет сил.Я заласкал мою душу, увяла она взаперти. Как ей жизнь обрести?Светильники свадебной ночи чадят,Стою, озираясь, тревожен мой взгляд.Вянут в гирляндах цветы, больше им не цвести.Все, что отверг я – мечтатель! – в начале пути, Хочу обрести.Пусть же сегодня игра на жизнь и на смерть идет Всю ночь напролет.На гибельных этих качелях вдвоем,Держась за канаты, в полете замрем.Пусть ураган нас толкает вперед,Пусть продолжается этот безумный полет Ночь напролет. Раскачивай нас! Раскачивай нас!Буйствуй, стихия! Качни еще раз!Вновь подруга со мной, не свожу с нее глаз.Разбудил ее бури неистовый глас.Бьется кровь моя, пламень ее не погас.Буря в сердце моем с непогодой слилась.А у подруги коса расплелась,Гирлянда цветов развилась, ткань покрывала взвилась,Браслеты звенящие сотрясает неистовый пляс. Раскачивай нас!Налетай, ураган, сокруши, оглуши.Все одежды сорви, все покровы с души!Пусть она обнаженной стоит, не стыдясь! Раскачивай нас!Я душу обрел, мы сегодня вдвоем.Без боязни друг друга опять познаём.В безумных объятьях сплелись мы сейчас. Раскачивай нас!Пусть безумцам откроется мир без прикрас! Раскачивай нас!
9
Якши – мифические существа, хранители сокровищ бога богатства – Куберы.
Из книги «Пестрое» («Читра»)
1895
Счастье
Сегодня безоблачно. Чист небосклон и глубок,Нежнее улыбки дружеской ласкающий ветерокОбвевает грудь и лицо, тихонько проносится мимо —Словно одежды витают незримоСпящей богини Заката. Лодка плыветВдоль Падмы спокойной, по лону недвижных вод.Полузатопленный, тянется берег песчаныйДлинной косой, словно выполз из океанаСказочный зверь погреться на солнце. Тень,В деревьях таясь, погрузила дома деревеньВ сумрак. Виясь, полоска дороги,Где оставили след прохожих бесчисленных ноги,Мимо поля бежит окунуться в реку,Подобна томимому жаждой, иссохшему языку.Крестьянки, по шею в воде, продолжают свои разговоры,Неснятых одежд концы поток увлекает нескорый.Милый слушаю смех, в привязанной сидя ладье,Под легкий шорох волны, в блаженном своем забытье,Старый рыбак сети плетет, – веселыйСкачет в брызгах, с хохотом громким, сынишка голый,Падма, как мать, терпелива и с ним не строга.А я со своей ладьи любуюсь на берега.Какая голубизна прозрачнейшая сегодня!Какими цветами горят в сиянии полдняВоды, земля и леса! Из рощи прибрежнойВетер доносит нежныйЦветущих манго дыханье, поройИ усталое пение птицы… ПокойВ душе у меня. В мгновения этиКажется: счастье так просто на свете!Так аромат изливают деревья, цветя,Так улыбается дитя,Когда с доверьем своим беспечнымРучонками тянется к первым встречным,И щедрость младенческих влажных губок —Словно амриты небесной кубок.Флейты вселенной льются звучанияИ погружаются в небо, в его голубое молчание.Как передам эти звуки? В ритме каком,Чтобы, слышные мне, откликнулись в сердце другом?Обычным словом земнымКак передам этот дар тому, кто мною любим?С какою улыбкой в глазах, с какой теплотою участьяИх в жизнь претворю?.. Легкое счастьеВ радости светлой внеси под кров своегоТихого дома. Если же стиснешь его,Легкое счастье поникнет, без сил.Миг – и исчезнет: счастье ты упустил!В поисках долгих земные исходишь пути, —Но где же его найти?С сердцем, полным до края и просветленным,Я взором смотрел влюбленнымНа тихие-тихие воды, на небо в лазоревом светеИ думал: счастья нетрудно достичь на свете.
Старый слуга
Глуп, невоспитан, нескладен на вид он и рожей на черта похож,Если в доме пропажа, вещь не ищется даже, — Кешта взял, следа не найдешь.Я проклял отца и деда его, а он ничего — словно сердца нет.За службу старик получать привык ударов более, чем монет.Вовек Кешта сам не явится к вам, ори до зари, коли в чем нужда,А он, чтоб не слушать, заткнет себе уши или уйдет неизвестно куда.Из хрупкой вещицы, если рядом случится хоть миг простоять, он сделает три.А из трех, что вы дали, и одну-то едва ли сохранит у себя от зари до зари.Ночей ему мало, уснуть где попало способен он среди дня,Давно его рады избить без пощады друзья мои и родня.«Казнить тебя мало! – кричу я бывало. — Бездельник страшней врага!»И все же, признаться, мне жаль с ним расстаться — как-никак, а старый слуга.Жена заявила: «Нет силы, мой милый, дом наш разграблен им,Постели нет в доме, хоть спи на соломе вместе с Кештой твоим.Одежду, посуду, циновки, что всюду висели, девал он бог весть куда.Где он верховодит, там деньги уходят, словно в песок вода.С подобным слугою не знаешь покоя, — он в отлучке целые дни,Терпеть я готова любого другого, а Кешту гони, не тяни!»Как спорить мне с нею? От злости краснею, С базара его волочу,Гремя громче грома: «Исчезни из дома, больше видеть тебя не хочу!»Он уходит прочь, где-то бродит ночь, поутру же, когда встаю,Он рядом опять: «Как изволили спать?» — и трубку набьет мою.Не хранит обид тот, кто часто бит, дал огня – и вся недолга,Хоть до смерти бей, не уйдет, злодей, — как-никак, а старый слуга.Но в один из дней пал на долю мне в крупной сделке изрядный куш,И подумал я, если вся семья бога чтит, пусть хотя бы мужСъездит в Бриндабон [10] , помолиться он сможет Кришне и за жену.Грех жены – мой грех, денег нет на всех, и не слать же ее одну!Браслетами тонко звеня, вещи в узлы для меня собрала, как должно, женаИ, заплакав, сказала: «Горя видел ты мало, но с Кештой хлебнешь до дна!»Я вскипел тогда: «Если в нем беда, пусть поедет хоть Ниборон!»Собран весь багаж, подан поезд наш, и уже позади перрон.Стоянка в Бурдване, и там лишь, не ране, с Кештой столкнулся я,Хитер старикашка – он понял: мне тяжко и трубка пуста моя.Кричал я полдня: «Когда от меня ты уйдешь хоть на два шага!Уезжай назад!» – а в душе был рад — как-никак, а старый слуга.Вот и цель – Шридхам, всех приезжих там грабят панды [11] , крича о том,Что приют дадут и к святым сведут. Мы, отбившись от них с трудом,Славный дом нашли, дни за днями шли, я уже обжился вполнеИ друзей завел, заявив, что, мол, жить приятно хочется мне.Но к девушкам Браджа [12] я холоден стал, и Кришна меня волновать перестал, и стали цветы не нужны,Исчезла граница ночи и дня, – оспа стрелой поразила меня и сказала: «Дни сочтены!»Чуть свалился я, как мои друзья поразъехались кто куда,И за брата брат умирать не рад, Кешта лишь не сбежал тогда.В неродном краю кончить жизнь свою человеку трудней вдвойне.Как отец родной, он ходил за мной, — умирать не давал он мне.На Кешту гляжу, подойти прошу, мысль о нем и та дорога,Он ни день, ни ночь не отходит прочь, — как-никак, а старый слуга.«Ну, хозяин, как?» – говорит чудак и лекарство вливает в рот;Мой лоб – что огонь: на лоб мой ладонь кладет он – не ест, не пьет.«Будешь вновь здоров, под родимый кров к старой матери и жене,Избежав беды, возвратишься ты», — он твердит неустанно мне.Что ж, конец скрывать, я уж стал вставать, когда с Кештой стряслась беда.Я вот ем и пью, и болезнь мою взял старик на себя тогда.Он стонал три дня, звал в бреду меня, — так и принял последний час.Есть грустить с чего; гнали мы его, — а теперь он ушел от нас.Я в тоске, друзья, безутешен я, — чересчур уж судьба строга.С чем идти домой? – Умер спутник мой, — как-никак, а старый слуга.
10
Бриндабон (Бриндаван) – священная роща на берегу Джамуны, где бог Кришна предавался любовным утехам с пастушкой Радхой.
11
Панда – проводник богомольцев во время паломничества к святым местам.
Я имел два бигха, – их нет, землю забрал сосед, не дав ничего взамен.Раз он мне сказал: «Твой участок мал, продай-ка его, Упен».Я ж ему в ответ: «Конца-края нет земле твоей, господин,Что продам я? Бог сохранить помог мне всего лишь клочок один».Но уперся он: «Если ты умен, то уступишь участок мне,Я решил свой сад обратить в квадрат, ширину приравнять к длине,Не мешай, дружок!» Душу страх обжег, и, молитвенно руки сложив на груди,Пересохшим ртом я шепнул: «Мой дом, мой посев, раджа, пощади.Тут отец и дед семь десятков лет лили пот, земля – наша мать.Не избыть беды тем, кто в миг нужды может старую мать продать».Захрипел бабу, закусил губу, почернел лицом, словно ночь:«Спорь, коль хватит сил, я тебя просил, а теперь проучить не прочь!»Пять недель прошли, и насчет земли был составлен ложный указ:Взял мой дом судья за долги, хоть я не был должен на этот раз.Жизнь голодных гнет, ненасытен тот, у кого завелась деньга.Что считать гроши? Ведь рука раджи грабит нищего, как врага.Я молил, чтоб бог мне помог, чем мог, и мольбы мои впрок пошли, —Появясь во сне, подарил он мне мир огромный вместо клочка земли.И вот я – аскет, как саньяси [14] , одет, пил воду из рек, где вода свята,Тешил свой взор громадами гор, посещал святые места.Но ни на море синем, ни в желтой пустыне, нигде – ни вблизи, ни вдали,Даже во сне не случалось мне позабыть о двух бигхах родной земли.На рынках кричащих, в молельнях и чащах промчались пятнадцать-шестнадцать лет,И открылось уму, что бежать ни к чему, ведь спасенья от памяти нет.Привет, привет тебе, мать! Как не узнать бенгальской земли!Рокот Ганги и воздух родной, полный ласковой тишиной, счастье мне возвратить смогли.Вот поле… Вот лес… Голова небес склонилась к твоим стопам,А в манговых рощах птицы поют, надежен там прохладный приют, приготовленный пастухам.Деревни, как птичьи гнезда, хранят из теней сплетенный наряд и покой,А водоемы, что с детства знакомы, зовут зачерпнуть прохладу рукой.Бенгалка с кувшином идет не спеша, трепещет душа, и глаза мокры…Как сладко сказать земле моей: «Мать», встретив ласковый взор сестры.Промчались два дня – и вокруг меня места родные, – мой сон давнишний.Тут все как вчера: и дом гончара, и колесница Вишну.Вот рынок, вот храм, вот склады, а там тропа, что давно знакома,Я еле дышал, когда добежал бегом до родного дома.Земля, о стыд, о позор! – Ты изменила мне, тщетно блуждает взор — от прошлого нет следа.Так, значит, вот какова ты, мать, может любой тебя пожелать, и отдашься ты без стыда.Все уважали тебя, пока была ты матерью бедняка и жила от его трудов.Кто смел бы дурное сказать о земле, скромно несущей в своем подоле груз овощей и плодов?А ныне порочною стала ты, тебя украшают листва и цветы, твой новый наряд богат.О горе! Постигнуть не в силах я, как ты смогла изменить себя от головы до пят.Я, нищим ушедший в чужие края, сюда вернулся ради тебя, Взгляни:Я оборван… Чудовище! Ты, пока я страдал, облачалась в цветы, улыбалась ночи и дни.Гордишься ты милостями богача, а я так надеялся, миг улуча, увидеть прежней тебя,Но от минувшего нет и следа, душу мне ранит твоя красота, я плачу, былое любя,В те дни для хозяина-бедняка ты, как амрита, была сладка, а ныне цветут цветы.Ты ими украшена, ты весела… Но слушай, богинею ты была, рабынею стала ты…Словно чужой, с пустою душой на все я смотрел в упор,И взор мой набрел на манговый ствол, памятный с давних пор.Я сел у корней, а горе во мне притихло и замерло начеку, —Детство и мать я стал вспоминать, чтоб разогнать тоску.Вспомнилось, как в грозовую ночь сны прочь отлетали от глаз;Как спелые манговые плоды, лишь ветер, бывало, встряхнет сады, собирал я в рассветный час.Вокруг оглядевшись, я вспомнил пруд; из школы сбежав, мы прятались тут когда-то очень давно,И стало ясно до боли мне, что землю, грезившуюся во сне, вновь увидеть не суждено.Но ветерок промолчать не смог, он, прилетев с пруда,Прошумел и стих, чтоб у ног своих я нашел два спелых плода.Тут я понял – мать не могла не узнать того, кто вернулся к ней,И гнев мой поник: чем горестней миг, тем ласковый дар ценней.Но вдруг из кустов, не в меру суров, садовник вылез и прямоПошел на меня, браня и кляня (таких посылает Яма [15] ).И молвил ему: «Шуметь ни к чему, я землю отдал без спору,А ты готов из-за двух плодов со мною затеять ссору!»Но крикун меня не узнал и палкой погнал туда,Где ласкала прохлада хозяина сада, где он рыбу ловил у пруда.С ним были друзья. Увидев, кто я, закричал он: «Пробил твой час!Околей, злодей!» Он бранился зло, а друзья еще злей в сто раз.Я взмолился тогда: «Два упавших плода мне, как милостыню, подай».Суд бабу [16] был скор: «Ты, по сути, вор, хоть на вид и свят, негодяй!»И, себя губя, рассмеялся я: «Справедлив судьбы приговор:Раз земля моя чтит святым тебя, то я, разумеется, – вор».
Не мать, не жена, всех родивших и всех родившихся краше!Отрада небесного сада, Урваши!Вечер накинет на землю усталую свою золотую полу,Но ты не затеплишь светильник в углу;Когда ночь совершит полкруга,Не подойдешь, с опущенным взором подруга,Шагом стыдливым к постели супруга, —Заря нагая и нежная!Ты – безмятежная!Саморожденный, без завязи, цвет неземного растенья, Урваши!Скоро ль твое цветенье, Урваши?Ты в утро вселенной возникла из моря, из пены курчавой, —Чаша амриты в правой, а в левой – чаша с отравой.У влажных ног небесами дарованнойОкеан разволнованныйЗмеей притих зачарованной.Жасмина цветок белоснежный, богов любимица вечная!Ты – безупречная!Молодость мира! Чьей уродилась ты дочкой, Урваши?Где проросла непорочной цветочной почкой, Урваши?В чьем доме, в каком обиталище темного днаСамоцветами и жемчугами играла одна?Лился ли свет драгоценных камней над люлькой твоей из коралла,Убаюкана морем, ты веки свои закрывала, —Но во вселенной явилась в красе небывалой,Очнувшаяся, прозревшая,Дивно-созревшая!От века возлюбленная вселенной, Урваши!С красотой несравненной, Урваши!Мысли отшельников – коврики для твоих лучезарных ног,Перед очами твоими все три мира томимы тоской сладчайших тревог.Ароматами веет пьянящими ветер, тобой упоенный.Как шмель, насосавшийся меду, бродит поэт опьяненный, —В очарованном сердце с песнью неугомонной.Но тебя уже нет, – в звоне браслетов исчезла в легкой одежде своейТы, что молний быстрей!Когда перед взором богов самозабвенно ты пляшешьВолной разыгравшеюся, Урваши,Море вторит тебе, и оно свою гладь взволновало,Колышутся, зыблясь, хлеба – золотое земли покрывало.С твоего ожерелия сыплются звезды, и нет им конца, —Смертные смотрят – замирают сердца,Отливает кровь от лица.У окоема рвется твой пояс, повязь потайная,Необычайная!В небесах, позлащенных восходом, ты сияешь, Заря-Урваши!Сверкаешь, улыбкой весь мир одаряя, Урваши!Омыто слезами вселенной тело твое искони,Кровью сердец три мира обагрили твои ступни.В лотос, таящий все сладострастные мира тревоги,Ты погрузила подобные лотосам ноги.В струях влажных волос, ты блещешь в земном чертоге,Ты, для кого не бывало на свете весов,О спутница снов!О не знающая сострадания! Ты рыдания слышишь наши?Без тебя, страдая, рыдая, мы томимся, глухая Урваши!Из сонных, бездонных глубин, как на рассвете века,В покрове из мокрых волос вернешься ль в мир человека?В первых лучах заревых, на виду у вселенной целой,Будет ли каплями слез струиться тело?Возникнешь ли вновь, чтобы море запело,Славя тебя полнозвучною песней,Всех песен чудесней?Месяц восторга угас, не вернется держащая чаши,О закатившаяся Урваши!Ныне, увы, и дыханье весны, ее нежные звукиСлиты со вздохом вечной разлуки.В ночь полнолунья, когда лишь улыбки кругом,Память играет на флейте в унынье немом;Слезы мы льем,Но вдруг мелькнет среди слез надежда, едва постижимая, —О ты, неудержимая!
17
Урваши – небесная дева, апсара, необычайной красоты. Ее танец, подобный игре морских волн, очаровывает даже отшельников.
Джибондебота
(«Божество жизни»)
О ты, для кого отворилась души ограда!Надежда моя и отрада!Все ли желанья твои воплотились во мне?Чашу жизни наполнил я по краяПечалью и радостью ради тебя,Теперь мое сердце – подобиеВыжатого винограда.Из благоуханий, тонов,Оттенков, ритмов и сновСоткал я ткань покрывалаДля брачного ложа,Во имя твоей мимолетной причудыЯ желаний золото плавить буду,Становясь каждый деньИным, непохожим.Я не знаю сам, почемуТвой выбор пал на меня,Жизни моей властитель мудрый,Любишь ты ночь мою или утро,Работу или досуг,Текущие в доме твоем день ото дня?На своем одиноком троне, в тиши,Слышал ли ты песнопенья моей души?Осенью душной, зимой и весной,Когда барабанят дожди по прудам,Сплетал ли в гирлянды тыМечтаний моих цветы,Искал ли в лесах моей юностиПути по моим следам?Скажи мне, что ты увидел,В меня погружая взор,Простил ли мои сомненья,Славу мою и позор,Дни без благословений,Безверье ночных мгновений?Многое миновало, Владыка.В безлюдном лесу осыпались мне в укорБлагоуханные богослужений цветы;Расстроилась лютня,Чьи струны натягивал ты,Как же петь мне, поэт?Ведь нет со звуками слада,А гимны твои торжественны и просты, —Когда вечер на плечи накидывал плащ темноты,Я в твой сад приходил поливать слезами цветы,Но меня усыпляла прохлада.О ты, для кого отворилась души ограда,Неужели мои сокровища – сны,Пробужденья, и жизнь, и чары, и песниЧерез миг обратиться в ничто должны?Объятья слабеют,Поцелуи пьянить не смеют…Неужели ночь отступает,А рощи жизни рассветом озарены?Если так, то скорей разбей отжившее воплощенье,Дай мне новые чары и красоту, существованье и предназначенье,Черные волосы подариВзамен седины суровой,На новой свадьбе свяжи меняУзами жизни новой.
Из книги «Жатва» («Чойтали»)
1896
Переправа
Через реку людей перевозит паром.Кто – из дома, а кто возвращается в дом.Две знакомых деревни по двум берегам.От зари до зари все в движении там.Сколько в мире крушений, столкновений и бед,Сколько помнит история с незапамятных лет,Сколько золота, крови, сколько попранных прав,Сколько новых корон порассыпалось в прах!Бесконечные смены стремлений сулятТо амриту сладчайшую, то убийственный яд.Ну а здесь – их названья известны навряд —Только две деревушки друг на друга глядят.Ходит изо дня в день через реку паром.Кто – из дома, а кто возвращается в дом.
Я утром звал слугу и не дозвался.Взглянул – дверь отперта. Вода не налита. Бродяга ночевать не возвращался.Я без него, как на беду, одежды чистой не найду, Готова ли еда моя – не знаю.А время шло и шло… Ах, так! Ну хорошо, Пускай придет – я проучу лентяя.Когда он в середине дня пришел, приветствуя меня, Сложив почтительно ладони,Я зло сказал: «Тотчас прочь убирайся с глаз, Мне лодырей не нужно в доме».В меня уставя тупо взор, он молча выслушал укор, Затем, помедливши с ответом,С трудом слова произнося, сказал мне: «Девочка моя Сегодня умерла перед рассветом».Сказал и поспешил скорей к работе приступить своей. Вооружившись полотенцем белым,Он, как всегда до этих пор, прилежно чистил, скреб и тер, Пока с последним не покончил делом.
18
Карма – учение, согласно которому все добрые и злые дела, совершаемые любым существом, суммируются и положительный или отрицательный итог определит последующую форму существования.