Ты покоришься мне, тигр!
Шрифт:
Работая в воздушном номере, я не оставлял своей винтовки. Правда, увлеченный новым делом, не уделял ей достаточного внимания. Но все же ежедневные тренировки делали свое дело. Многое стало получаться лучше, артистичнее, эффектнее.
Продолжаю биться над тем, чтобы сделать номер по настоящему зрелищным, по-настоящему цирковым. И прихожу к убеждению, что надо демонстрировать не отдельные разрозненные трюки, а связать их все воедино. Но одному этого не сделать. Нужен партнер! И пусть этим партнером станет… женщина! Это будет по-настоящему эффектно! Оружие в руках у мужчины выглядит естественно, может быть, даже буднично, мужчине как-то положено владеть оружием. А женщина — совсем другое дело. Сам контраст женского мягкого облика и сурового оружия создаст необходимый эффект. Если удастся найти очень тонкую и изящную женщину, контраст будет особенно заметен.
Я стал повсюду искать партнершу: в цирке, на улице, среди зрителей. И нашел. Во время гастролей в Рязани. Впервые я увидел ее на представлении среди зрителей. Миловидное мягкое лицо. Живые глаза. Пожалуй, в ее тонких руках оружие будет выглядеть особенно контрастно.
Встретив девушку на улице — город-то был невелик, — я убедился, что она очень подходит для моего будущего номера. У нее была твердая: осанка и свободные, мягкие движения, она хорошо держалась. (Как потом выяснилось, она занималась в балетном кружке.) Я решился. Представившись, спросил, не хотела ли бы она работать в цирке.
— В цирке?!
Пауза была длительной. Я терпеливо ждал. Наконец она спросила:
— А что делать?
— Стрелять.
— Но я не умею.
— Этому можно научиться. Я тоже сначала не умел. Хотите попробовать?
Первый раз Елизавета Павловна Сержантова взяла в руки пистолет, как взяла бы его всякая женщина, — с опаской, внутренним трепетом и невольным уважением. Я объяснил ей, как держать его, где нажимать, как целиться, и она с первых же выстрелов обнаружила и твердость руки и верность глаза. Я откровенно восхитился ее способностями и сказал, что, если потренироваться, дело найдет на лад. И снова повторил свое предложение о совместной работе.
Согласилась она с колебаниями и неуверенностью. Уж слишком это было все неожиданно и необычно. Начались тренировки. Мне было на руку, что моя будущая партнерша никакого представления не имела ни о стрельбе, ни вообще об оружии. Раз у нее не было никаких навыков, значит, не было и дурных. Я сразу могу научить её все делать правильно. Ученицей она оказалась способной и прилежной. В короткий срок из моей партнерши получился прекрасный мастер зрелищной стрельбы. А по скорости она обгоняла меня — я просто пасовал перед ней.
Как только стало ясно, что дело пойдет, начал работать над сценарием будущего номера.
К тому времени я уже достаточно насмотрелся номеров, сам попробовал кое-что и мог оценить, свою работу не только трезво, но и профессионально. Прежде всего, рассуждал я, цирковой номер немыслим без трюка. 3ачем ему трюк? Положение, в которое попадает артист на манеже, очень часто кажется неразрешимым, безвыходным в силу своей экстраординарности, и выйти из него позволяет трюк, то есть ловкая, неожиданная, остроумная проделка, сложное, требующее большого мастерства движение.
Что же это может означать применительно к стрелковому номеру? Прежде всего задаю себе вопрос, какой смысл хочу придать будущему номеру? Конечно, агитационный, это для меня по-прежнему важнее всего. А при каких условиях вернее всего достигнуть цели? Да если показать, что человек из любого положения, самого не удобного, самого немыслимого и неестественного, может поразить цель. Но в этом-то и есть специфика цирка. Трюк!
А как это выглядит практически? Надо придумать как можно больше затруднительных положений для стрелка и оружия. Встану на голову, буду стрелять назад, буду бить сразу по двум целям — вот и доказательство того, что при отличном владении теорией стрельбы и оружием человек в любых условиях и из любого положения может стрелять без промахов.
Полтора года пробовали и искали мы с партнершей. Набралось уже до пятидесяти трюков, и теперь можно было отбирать только самое интересное, наиболее сложное и увлекательное.
В общем, наш номер выглядел так. Сначала шла серия выстрелов из различных положений стрелка и различного оружия. При этом я всегда обращал внимание на самый трудный вид стрельбы — на стрельбу из револьвера. Мечта всех любителей — стать классическим револьверным стрелком.
Затем мы переходили к стрельбе из автомата с переносом точек прицеливания. Эта стрельба шла на скорость. Особенно эффектным было поражение движущихся целей. Быстрота работы автомата возбуждала динамичностью. Скорость воспринималась не только на слух — звуки выстрелов и треск поражаемой мишени, — но и зрительно; мишени вращались во все убыстряющемся темпе. В стрельбе на скорость Сержантова всегда имела большой успех, особенно когда молниеносно гасила одну за другой свечи, укрепленные на вращающейся подставке.
В финале я сбивал шарики, укрепленные обручем на голове Сержантовой, в то время как она качалась на качелях. А партнерша сбивала шарики, укрепленные у меня по бокам, как бы обстреливая мой силуэт, при этом я стоял на вращающемся пьедестале.
Это была не только демонстрация рекордных трюков, но и психофизических качеств стрелков, их смелости, твердости и уверенности в своих силах. Какого абсолютного внимания и сосредоточенности это требовало не только от стрелка, но и от «мишени», видно хотя бы из такого случая.
Я сбивал шарики с головы Елизаветы Павловны. Она раскачивалась, точно держа себя в рамке трапеции. Но надо ж было так случиться, что в этот вечер ее подруга уезжала из цирка в другой город. Она встала напротив Елизаветы Павловны и «сделала ей ручкой». Моя партнерша машинально в ответ кивнула ей. Кивок был едва заметен, я увидел ее движение одновременно с выстрелом и не мог уже его отменить… и пуля проложила на ее голове ровный «пробор».
В цирке, где зрители окружают артиста со всех сторон, трудно что-нибудь скрыть. Елизавета Павловна улыбалась и старалась держаться так, чтобы ни я, ни зрители не догадались, что произошло. Но кровь заливала затылок и костюм, и те зрители, что были позади, видели это. Все же она спокойно довела номер до конца и только тогда ушла за кулисы.
К счастью, «пробор» оказался неглубоким и скоро зажил. Но с тех пор Елизавета Павловна предпочитала оставаться «невежливой» и не отвечала на приветствия, стон под пулями.
Мы стреляли по очереди, кто больше поразит мишени и кто почуднее, позамысловатее выкинет коленце. Убыстрение темпа, контрастность — все это делало номер более зрелищным. Особенно заразительным было наше соревнование. Успех его натолкнул на мысль, что введение несложной интриги сделали бы номер ещё занимательнее. В этом я имел случай убедится.