Ты самая любимая (сборник)
Шрифт:
— Спасибо вам за доверие, господин Перов. Но если нам предстоит все это сделать, то когда же нас отправят в Японию?
— Комбат Якогава, это у вас очень риторический вопрос. А вот у меня есть очень конкретный вопрос: когда вы последний раз были в санчасти?
— А что такое? — испугался Якогава. — Я плохо выгляжу?
— Да, комбат, мне не нравятся ваши круги под глазами. Мне кажется, что вы плохо спите или не спите совсем. Я позвоню доктору Калининой. Я хочу, чтобы она проверила ваше здоровье. Нам с вами нужно еще многое сделать
Комбат озадаченно посмотрел на переводчика Юдзи Ёкояму. Но Юдзи с невинным видом отвел глаза в сторону. Зачем комбату знать о его маленьких интригах?
28
Кроме Южной шахты, которая была рядом с лагерем, все остальные шахты находились от него на расстоянии трех, четырех и даже шести километров. Пленные японцы ходили туда на работу пешком и очень уставали — особенно зимой, во время сорокаградусных морозов, на плохой дороге, при скудном питании и в плохой одежде, да еще в сопровождении злых охранников и их ужасных, безжалостных собак.
Поэтому в забой люди спускались усталые, измотанные, и это не могло не отражаться на производительности труда.
Но теперь, когда мало-помалу вся организация жизни стала подчиняться здравому смыслу повышения добычи угля, японцы потребовали возить их на работу в автомобилях. И к их изумлению, разрешение из Красноярского УЛАГа пришло даже быстрее, чем они ожидали. Не то подполковник Антоновский снова применил свой метод бури и натиска, не то на руководство произвел впечатление резкий подъем производительности труда на Канском комбинате.
Но так или иначе, теперь японцы каждый день ездили на работу в грузовиках, с веселыми песнями:
— Когда б имел златые горы и реки, полные вина, все отдал бы за ласки-взоры, чтоб ты владела мной одна!..
— Широка страна моя родная, много в ней лесов, полей и рек! Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек…
— Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю? Виновата ли я, что мой голос дрожал, когда пела я песню ему?..
— Миленький ты мой, возьми меня с собой! Там, в краю далеком, буду тебе женой! Милая моя, взял бы я тебя, но там, в краю далеком, есть у меня жена…
Японцы приезжали на работу веселые, бодро брались за дело, и отношение к ним русских шахтерок-«мадам» круто переменилось. Ведь во время войны многие русские молодые люди погибли на фронте, и в 1945–1947 годах в СССР на одного мужчину приходилось пять женщин. Это ужасная статистика, но она оказалась полезной для японских пленных. Ведь не по своей охоте приехали они сюда — молодые, сильные, энергичные и сумевшие выжить даже в таких ужасных условиях, какими встретила их Сибирь в первую зиму. Да, 290 японцев погибли, но 1200 выжили!
И теперь, когда крепкие, молодые и веселые японцы стали приезжать на работу, русские женщины-шахтерки начали проявлять к ним возбужденное внимание. А с японской стороны к ним был не меньший интерес. Молодые японцы
— Эй, брат, ты не знаешь? Эстакадница Маруся уже занята, она любовница шахтера Кооно.
— Канатчица Аня влюбилась в забойщика Оцукаву.
— Лебедчица Тома — симпатия люковщика Хэйджимо. Я видел, как они в обнимку ушли в глубину забоя…
Слухи, сплетни, разговоры на эту тему до ночи не затихали в бараках.
— Кооно, будь мужчиной, расскажи, как тебе с Марусей? Неужели у русских «мадамов» и правда волосы в том месте такие же русые и шелковые, как на голове?
— Боже мой, если я смогу переспать со Светой, я не пожалею, что попал в русский плен!
— Слушайте, братья! Вчера на Второй шахте во время перерыва опять отключили свет, и лавщик Тимура сидел на бревне, ничего не делал…
— Снова эти разговоры о работе! Прекрати! Сколько можно?
— Нет, нет, слушайте! Он сидел на бревне, вокруг темень, конвейер не работает. И вдруг к нему со спины тихо подкрались люковщицы Нина и Зина, схватили его за руки с двух сторон!
— Нина и Зина? Неужели? И что?
— Ну, ты же знаешь, какие люковщицы силачки! Они его так схватили, он не мог пошевелиться!
— Так, интересно…
— Не перебивай, сука, слушай! Потом они расстегнули ему штаны, залезли туда руками и стали ругаться: «Фу! Боже мой! Какой у японцев маленький член! Черт возьми, епёнать!» Но тут от их рук — ну, ты сам понимаешь, что случилось. Они ужасно обрадовались и стали спорить между собой: «Я первая!» — «Нет, я первая!» — «Нет, я первая, я мужской член во рту уже год не держала!» — «А я два года!» Но пока они так ругались, вдруг включили свет — вы представляете, какая открылась картина?!
Все расхохотались.
Однажды вечером после ужина Юдзи сидел в штабе батальона. Неожиданно молодой ефрейтор Сигемото, только что вернувшийся с работы на лесном складе, робко заглянул в дверь:
— Добрый вечер, сержант Ёкояма, можно войти?
— Входи, Сигемото, добрый вечер.
Он, низко кланяясь, подошел к Юдзи:
— Сержант Ёкояма, у меня к вам большая просьба. Но я не знаю, могу ли обратиться…
— Не стесняйся, говори, в чем дело. Я постараюсь помочь тебе, ведь мы земляки и ровесники.
— Спасибо. Вот моя просьба. — Он робко достал из кармана измятую бумажку и сказал: — Прошу вас перевести это письмо на русский язык.
Прочитав письмо, Юдзи ответил:
— Гм, Сигемото… Это же любовное письмо. В кого ты влюбился?
Он покраснел.
— В Зину…
— В Зину с лесосклада?
— Да, — сказал тот, краснея еще больше. — В нее…
— Понятно. Но понимаешь, Сигемото, ведь твое письмо написано стихами. А я никогда не писал стихов по-русски. Не знаю, справлюсь ли я с такой сложной задачей.