Ты теперь моя
Шрифт:
— А ты заслужила, чтобы кончить, мурка?
Он дразнит, что ли? Не разберу. Да и неважно мне в тот момент. Готова подыгрывать любому тону.
— Заслужила… Я же была хорошей… Была? — сомневаюсь и от этого беспокоюсь.
— Была, — услышав это хриплое подтверждение, невольно выдыхаю с облегчением. — Хорошая девочка… Моя хорошая девочка…
Не совсем, конечно. Но Саульский закрывает глаза, прощая мелкое хулиганство. И мне настолько приятно от этих поблажек, что в какой-то миг даже страшно. Из глаз слезы прорываются, едва удается смахнуть.
Он
Решаю, что меня тупо на эмоциях заносит. Полностью отпускаю себя, собираясь наслаждаться каждой секундой.
Саульский встает и перемещается вместе со мной. Высаживает на высокий дубовый стол, забросив предварительно на него мой плащ. Распускает ремень, вжикает молнией, приспускает брюки вместе с бельем…
Я зажмуриваюсь и, хватаясь пальцами за полы его расстегнутой рубашки, молочу какую-то ерунду, типа: «Господи, спаси и сохрани!».
Наверное, не вовремя вспоминаю его «Обожжешься, Юля». Наверное… Я ничего уже не соображаю. Мы занимаемся сексом практически каждый день. Я ничего не теряю. Или теряю? Не понимаю.
Внутри меня все сжимается от жгучего трепета, когда Рома оттягивает в сторону полоску моих трусов и прижимается к входу горячим членом.
— Хорошо тебе со мной? Хорошо? — в нарастающей панике зачем-то пристаю к нему с вопросами.
Вместо ответа он просто толкается внутрь меня. Одним мощным движением полностью заполняет мое изнывающее томлением лоно и замирает, прикрывая веки. Я тоже цепенею, пытаясь справиться с пронизывающими мое тело яркими и жаркими импульсами.
Часто дышу, но продолжаю настаивать:
— Хорошо тебе? Скажи…
— Хорошо, — горячо выдыхает мне в шею.
И я удивляюсь, насколько чужое дыхание может возбуждать. Нет, не чужое. Его.
— Мне тоже, знаешь?
— Знаю.
Зафиксировав мое тело в удобном для себя положении, подается назад с задушенным выдохом и двигается до упора с моим громким стоном. Непереносимо острая волна удовольствия проносится сквозь мое тело. Накаляет и взрывает каждый нерв во мне, бесчисленные нейроны, мельчайшие атомы.
— Поцелуй меня, — снова прошу. — Поцелуй…
И он целует. Впивается в мои губы. Всасывает их. Скользит по ним языком, только потом проникает мне в рот. Пьет меня. Осушает. Взамен собой наполняет.
Я — другая.
Глажу крепкую мужскую грудь ладонями, упираюсь ими в напряженно сокращающиеся мышцы. Стискиваю ногами бедра. Прижимаюсь так крепко, словно слиться хочу.
Молния бьет в самую высокую точку. На волнах удовольствия ею оказываюсь я. Взрываюсь. Разлетаюсь. Алкоголь в моей крови разбавляют всевозможные гормоны удовольствия. И я пьянею по-новой, теряя все на свете ориентиры. Кроме одного. Его.
Волшебство заканчивается с последними резкими толчками Саульского. Чувствую попросту непереносимый холод, когда он отстраняется. Не хочу возвращаться в реальность. Поэтому держу глаза закрытыми.
— Ты же не собираешься здесь спать?
— Не знаю…
— Что не знаешь? Юля?
Позволяю ему укутать себя в плащ и унести в дом. Я не то что вещи собрать не могу. Я не в силах себя собрать. Жду, что, уложив меня в постель, Сауль уйдет. Но он впервые остается на целую ночь. Мы занимаемся сексом еще дважды. Сразу, как освобождаемся от остатков одежды, и под утро, когда уже сереет новый день.
Мне хочется спросить, и я спрашиваю:
— И что теперь?
Что-то же изменилось.
Но Сауль смотрит так, будто не понимает посыла.
— Вечером будь готова к половине седьмого. У моего друга торжественное открытие гостиницы.
Глава 17
Глоток дождя попал мне в горло…
Юля
Та ночь что-то надломила во мне, разрушила границы, изменила самые важные настройки.
Я пребываю в каком-то странном и непонятном настроении. Уже несколько дней подряд чувствую себя угнетающе подавленной. За два месяца замужества я привыкла к нестабильному эмоциональному состоянию из смеси гнева, растерянности, смущения, страха и тоски. Но когда ко всему этому добавляется какое-то нехарактерное, подсаженное извне и скрытное, будто новорожденный звереныш, чувство, я ощущаю себя хронически больной. Причем каким-то психическим расстройством. Хотя физически это тоже ощущается. Мне плохо. А сказать, что именно беспокоит, не могу. Хочу объесться сладкого, свернуться калачиком под одеялом и провалиться в двухнедельный сон.
Стараюсь ни на чем не заострять внимание. Особенно на Саульском. Но мысли о нем настырно прорываются в сознание. Представляю какие-то дико нереалистичные ситуации. Словно он обнимает меня и говорит, что я красивая и нравлюсь ему. Смешно? Увы, это еще самое адекватное из всего того, о чем я фантазирую. Мне стыдно перед самой собой. Но больше мне все же обидно, потому как я знаю, что мои мечты никогда-никогда не осуществятся. И от этого понимания, о Боги, мне вдруг хочется плакать. Лить слезы вёдрами!
Просто ПМС. Просто ПМС. Долбаные гормоны. Я схожу с ума от одиночества и безделья.
Ищу, чем себя занять. Начинаю читать книгу. Это работает совсем не так, как я рассчитываю. Все сюжетные повороты воспринимаются мною слишком остро. Вымышленные герои злят, нервируют и заставляют рыдать до икоты.
Просто кошмар наяву!
— Ситуация в городе стабилизировалась, — произносит Сауль однажды утром. — Можешь с сегодняшнего дня спокойно заниматься своими делами.
— Без Чарли?
— Не наглей, Юля, — бросает предупреждающе, а я от одного его взгляда сжимаюсь. Это совершено точно не страх. Знать не хочу, что именно. — Макар приставлен к тебе на постоянной основе.
— Чудесно.
Провожу день, занимаясь привычными для дозамужней меня делами. Несколько часов бродим с Ритой по магазинам. Чарли приходится таскать за нами многочисленные пакеты. Сегодня молчание работает против него. Вижу, что раздражается, но не возникает.
— Дыши, Чарли, дыши! Я куплю тебе галстук!