Ты – всё
Шрифт:
Ян стоит за своим креслом. Несмотря на яркие огни вечернего города, которые через панораму находящихся за его спиной окон сеют по периметру помещения дополнительные блики, выглядит мрачным как никогда.
Из-под густых, черных и угрюмо изогнутых бровей мерцает мнимым гостеприимством ад.
Впервые Нечаев на рабочем месте без пиджака. Более того – отсутствует галстук. Верх рубашки расстегнут. Манжеты закатаны до локтей. В руке, которой он опирается о спинку своего кресла, стакан с янтарной
«Холодно, холодно… Мне очень холодно», – убеждаю себя, когда ощущаю, как вспыхивает кожа лица.
Только бы не допустить всепоглощающего пожара. Я его не переживу.
– Юния Алексеевна, если вы считаете, что, нарисовав в итоговой ячейке красивую сумму, сможете кого-то обмануть, то вы глупее, чем я думал, – толкает сердито, с явным желанием задеть за живое.
Однако я слишком ошарашена, чтобы это сработало.
О чем он говорит? Что за вздор?!
Я прийти в себя не могу!
Нечаев же, сделав большой глоток алкоголя, сгущает вокруг себя тьму. Задерживая на мне свирепый взгляд, с неясной мне безысходностью припечатывает:
– И гораздо сложнее.
То сжимая, то разжимая кулаки, бестолково пялюсь, напрочь утрачивая связь с прошлым и забывая, наконец, кем Ян Нечаев был когда-то.
Нет того парня. Ничего, кроме внешнего сходства, не осталось. Да и то благодаря суровому облику, который он сейчас собой являет, просматривается незначительно.
Именно в этот момент мне становится по-настоящему холодно. Нутро заволакивает инеем. Сердце перестает сокращаться. Тело бьет дрожь. Душа стонет. Глаза заволакивает слезами.
Ощущение, что я распадаюсь на тысячи теней, настолько велико… Чтобы не рехнуться сию секунду, приходится найти одну из зеркальных поверхностей и убедиться, что я выгляжу точно так же, как всегда.
Хорошо. Почти идеально.
Невинно. Почти мило.
Сдержанно. Почти равнодушно.
Где мое сердце? Где?!
Я еще здесь? Или уже умерла?
Я не чувствую пульса… Господи, я не чувствую пульса!
– Ты меня видишь? – выпаливаю в один миг, задушенно обращаясь к тому Яну Нечаеву, которого потеряла.
Но…
Правда в том, что даже когда он является другим, чужим для меня, я хочу его узнать.
Господи… Я ведь и с Ильей начала общение, потому что он сейчас в том возрасте, который я упустила с Яном. Я пыталась уловить, каким он был, хоть и понимала, что мой Нечаев особенный. Совсем-совсем другой. И тем не менее… Какие-то детали, взгляды, и картинка складывалась.
А может… Я просто додумывала?
– Ты меня видишь?! – выпаливаю громче.
Мужчина прищуривается. На вопрос не реагирует. Однако, допив свой напиток, возвращается не просто к разговору, а к тому Яну Нечаеву, которого я, как бы ни страдала, так отчаянно ищу.
– Зачем ты это сделала, Ю? Чем руководствовалась? Неужели, мать твою, не понимала, что не проканает?! Были какие-то сложности? Почему ты, блядь, просто не позвонила мне?! Что за хуйня?! Я, сука, просто не понимаю!
Узнавая интонации и выражения старого Яна, захлебываюсь чувствами.
Но страх, который сильнее всего, заставляет игнорировать его.
– А я не понимаю, о чем вы!
Бросаюсь к столу Нечаева. Не спросив разрешения, хватаю папку, в которой принесла план. Суматошно листаю.
Дыхание перехватывает, когда осознаю, что вижу этот документ впервые. Узнаю лишь первую, вторую и последнюю страницы. Остальное… Не мое!
– Как такое возможно?.. – шепчу в замешательстве. – Это… Это какой-то фарс… Бред…
– Согласен. И вы имели наглость принести этот бред мне! Как решать теперь будем? Что дальше, Юния Алексеевна?
– Я не приносила… Это не мое…
Лиля… Блядь, Лиля…
Неужели она подменила?.. Как так можно?! И я еще корила себя за плохое отношение к ней?
– Это не мое!
– Что? Ты, блядь… Ты в своем уме, Ю?! – рычит Нечаев с такой злобой, что я вздрагиваю.
Не только внешне. Но и внутренне. Изо всех сил меня сотрясает. На фоне этого и под давлением взгляда Яна обрушивается вал, который я весь день держу.
Меня топит. Топит с такой силой, что в горле ощущается влага.
Вот-вот разревусь… Вот-вот… И снова каким-то чудом сдерживаюсь.
Вспоминая, как секретарь Нечаева улыбалась мне перед тем, как я входила в его кабинет, прихожу в ярость.
– Это не мое! – ору истошно, окончательно наплевав на проклятую работу.
«Десантник бежит сначала сколько может, а затем – сколько нужно», – всплывают в моем затуманенном сознании слова моего Яна.
И я выдерживаю его убийственный взгляд столько, столько надо. Не разрываю контакт, пока он не начинает говорить.
– Может, хватит, Ю?! – рявкает, зло отталкивая кресло. Не успеваю зажмуриться, когда запускает в одну из стен стакан и в бешенстве трескает по столешнице ладонью. – Что за ебанутый детский сад?
Вдох. Выдох.
Кулаки до хруста. Ногти под кожу.
Взмах ресниц. И я снова смотрю на Нечаева.
– Думаешь, я бы принесла тебе такой план? – чеканю уничижительно.
Во мне реально полыхает ненависть. За то, что он считает меня не просто конченой вертихвосткой, но и непроходимой идиоткой.
Ведь знает меня с семилетнего возраста! Знает меня!
И не верит.
– Получается, что принесла! – горланит так же разъяренно.
– Нет, не получается. Я все сделала, как ты расписал в письме.