Тяжелая корона
Шрифт:
Папа сжимает губы, размышляя.
— Фергус Гриффин был моим врагом, но я знал его. Я уважал его. Я мог доверять его приверженности нашему соглашению. Я доверил ему Аиду.
— Это Енин отдаст нам Елену, — говорю я. — Она тоже его единственная дочь.
Я могу сказать, что папе не нравится эта идея, совсем нет. Тем не менее, он рассматривает это. Для меня, потому что он хочет, чтобы я был счастлив.
Я нажимаю на него.
— У нас есть преимущество, папа. У нас есть власть, деньги, положение в обществе. Елена будет
Папа смотрит на меня трезво.
— Не будь чрезмерно самоуверенным, Себастьян. Енин не дурак. Он ничего не делает без причины. Если он соглашается на это, то только потому, что он видит какое-то преимущество.
— Его преимущество — партнерство с нами, — настаиваю я. — Мы позволим им расширять свою территорию, для нас это не будет иметь значения, сейчас мы зарабатываем большую часть наших денег на Южном Берегу. Мы можем позволить ему взять на себя те части бизнеса, от которых мы в любом случае хотели отказаться.
— Не совершай ошибку, думая, что Енин станет нашим сотрудником, — говорит папа. — Если ты думаешь, что можешь довериться ему, что он будет доволен нашими объедками… ты недооценил его.
— Я все это знаю! — говорю я папе, не в силах сдержать свое разочарование. — Я знаю, чем рискую. Но это то, чего я хочу, папа. Я хочу Елену.
Между нами наступает еще одно долгое молчание. На этот раз я не нарушаю его. Я жду. Жду, убедил ли я его.
— Хорошо, — наконец говорит мой отец. — Назначь встречу.
Алексей Енин согласен прийти в ресторан "Якорь", который широко известен, как нейтральная территория для гангстеров Чикаго.
Почти три года назад мой отец сидел напротив Фергуса Гриффина за этим же столом, чтобы обсудить условия брака Аиды с Каллумом.
Я не присутствовал на той встрече. Сейчас я сижу рядом со своим отцом, которого сопровождают Неро и Джейс, который, может быть, и не итальянец, но которому можно доверить столь деликатную встречу, как эта.
Неро эта идея нравится даже меньше, чем папе. Он напряжен и неулыбчив в своем кресле, его прищуренные глаза устремлены на Алексея Енина.
Алексей привел с собой троих своих людей: своего сына Адриана, молчаливого силовика по имени Родион Абдулов, которого, как я знаю, Елена презирает, и третьего солдата, которого он представляет, как Тимура Чернышевского.
Мы все согласились прийти безоружными, но я знаю, что у Неро, по крайней мере, при себе ножи, а у меня в куртке спрятан пистолет. Я уверен, что русские поступили также. Если бы мы намеревались соблюдать это конкретное правило, мы бы встретились вместо этого в бане.
Елены здесь нет. Я надеялся, что Алексей приведет ее. Интересно, сидит ли она
Между нашими двумя группами воцаряется молчание, пока Енин и мой отец рассматривают друг друга.
Первым говорит папа.
— Спасибо, что пришли встретиться с нами сегодня, — вежливо говорит он. — Как я уверен, вы знаете, наши дети стремятся заключить союз. У Итальянцев и Братвы была непростая история в Чикаго. Но с каждым новым поколением появляется возможность начать все сначала.
— Кто может встать на пути юной любви, — говорит Алексей с веселым блеском в бледно-голубых глазах. — Вода пробьет камень, если дать ей достаточно времени. Моя дочь — эта вода, разъедающая меня.
Мой желудок сжимается. Мне не нравится, как Алексей говорит о Елене. Он ведет себя так, как будто она избалованная принцесса мафии. Как будто он жесткий человек, единственное слабое место которого — его дочь. Я не верю в это ни на секунду. Елена — не папина дочка, а Енин — не снисходительный отец.
— Мы все хотим счастья для наших детей, — говорит папа. — И мы хотим безопасности для их детей. Я верю, что может быть достигнуто соглашение о территории и правах, которое принесет пользу всем нам.
— Это и мое желание тоже, — говорит Енин.
Пока он говорит, я смотрю на его людей, а также на самого Енина. Наблюдаю, не выдает ли что-нибудь в их выражениях, в словах Енина.
Хотя Адриан был таким сердечным при нашей первой встрече, сегодня он выглядит раздраженным. Он не встречается со мной взглядом, но хмуро смотрит в столешницу. Возможно, он недоволен мыслью о «потере» своей сестры. Я знаю, насколько они близки.
Выражение лица Родиона невозможно прочесть. Он держит челюсти плотно сжатыми, вероятно, потому что он практически немой, и поэтому не очень часто открывает рот. Елена рассказала мне, что его бывший босс отрезал ему язык. Возможно, ему ненавистна сама мысль о том, что кто-то увидит эту унизительную травму.
Тимур выглядит нервным и дерганым. Он самый молодой из русских, с гладким лицом и стройным телосложением. Он продолжает смотреть через стол на Неро, а затем снова опускает глаза, напуганный яростным взглядом Неро.
Папе и Енину требуется больше часа, чтобы выработать точные условия соглашения. Они спорят о некоторых деталях, но в целом Енин на удивление податлив к условиям.
Единственный пункт, по которому он не сдвигается с места, это то, что он настаивает на том, чтобы свадьба состоялась немедленно.
Он смотрит на меня своими холодными голубыми глазами через стол, на его лице нет улыбки.
— Вы можете считать нас старомодными, — говорит он, — но чистота наших дочерей имеет высокую ценность для Братвы. Если бы кто-то лишил мою дочь добродетели… а затем оставил ее оскверненной, без мужа… это было бы тяжким оскорблением.