Тысяча осеней Якоба де Зута
Шрифт:
Глава 4. РЯДОМ С УБОРНОЙ У САДОВОГО ДОМИКА НА ДЭДЗИМЕ
До завтрака 29 июля 1799 г.
Якоб выходит из жужжащей насекомыми темноты и видит, как его домашнего переводчика Ханзабуро допрашивают два инспектора. «Они требуют от вашего боя, — младший клерк Понк Оувеханд словно материализуется из воздуха, — чтобы тот поковырялся в ваших какашках, посмотрел, чем вы срете. Три дня тому назад я пытками свел в раннюю могилу моего первого шпика, и Гильдия переводчиков прислала мне эту шляпную вешалку, — Оувеханд мотает головой в сторону худого и высокого молодого человека, стоящего позади него. — Его зовут Кичибей, но я прозвал его Лишаем за то, что вечно липнет ко мне. Но, в конце концов, я возьму над ним верх. Грот поставил десять гульденов, что я не смогу измотать его до ноября. Так я еще не начинал, а пора бы, так?
Инспекторы замечают Кичибея и подзывают его.
— Я иду на работу, — говорит Якоб, вытирая ладони.
— Мы должны приходить до того, как остальные нассут вам в кофе.
Два клерка идут по Длинной улице мимо двух беременных олених.
— Отменное мясо, — комментирует Оувеханд, — рождественский ужин.
Доктор Маринус и раб Игнатиус поливают водой грядку с дынями.
— Еще один день в печке, доктор, — говорит Оувеханд через забор.
Маринус, конечно же, его слышит, но не утруждает себя поворотом головы в их сторону.
— Он вежлив лишь со своими учениками, — жалуется Оувеханд Якобу, — и с его красавцем индийцем, а также являл собой саму доброту, как рассказывал ван Клиф, когда умирал Хеммей, а уж если его ученые друзья принесут ему какую-нибудь траву или мертвую морскую звезду, тут он рассыпается в любезностях! И чего он ведет себя с нами, как Старый Хрыч?! В Батавии даже французский консул — заметьте, французский консул — называл его un buffalo insufferable [13] , — Оувеханд откашливается.
13
Буйвол невыносимый (фр. — англ.)
Группа грузчиков — японцев собирается на Перекрестке, готовясь переносить с сампанов на сушу чугунные чушки. Заметив Якоба, они вновь начинают подталкивать друг друга и ухмыляться. Клерки сворачивают в переулок Костей, чтобы избежать пристальных взглядов.
— Только не говорите мне, что вам не нравится повышенное внимание, — поворачивается к нему Оувеханд, — господин Рыжеволосый.
— Но мне точно не нравится, — возражает Якоб. — Мне совсем не нравится.
Два клерка поворачивают на аллею Морской стены и подходят к Кухне.
Ари Грот ощипывает птицу, сидя под навесом из сковород и кастрюль. Масло шипит, горка блинов растет, а прибывшие издалека разрезанный пополам круг эдамского сыра и кислые яблоки лежат на двух трапезных столах. Пиет Баерт, Иво Ост и Герритсзон едят за столом работников; Петер Фишер, старший клерк, и Кон Туоми, плотник — за столом чиновников. Сегодня понедельник, и Ворстенбос, ван Клиф и доктор Маринус завтракают в комнате для совещаний.
— А мы тут гадаем, — говорит Грот, — куды вы, ребята, пропали, а?
— Начнем с горшочка соловьиных языков, маэстро, — отвечает Оувеханд, тыкая пальцем в слипшийся хлеб и прогорклое сливочное масло, — потом продолжим пирогом из рябчиков и голубики с артишоками в сметане и закончим айвой и бело-розовым бисквитом со взбитыми сливками.
— Вечнозеленые шутки господина О., — говорит Грот, — веселят нас каждый день.
— А это, — всматривается Оувеханд, — не фазанья ли задница у вас в руках?
— Зависть, — осуждающе цыкает повар, — один из семи смертных грехов, так ведь, господин де 3.?
— Так говорят, — Якоб стирает кровавый след с яблока. — Да.
— Мы только что сварили вам кофе, — Баерт протягивает чашку, — душистый и свежий.
Якоб смотрит на Оувеханда, который мимикой отвечает ему: «Что я говорил».
— Спасибо, господин Баерт, но сегодня воздержусь.
— Так мы же старались, — протестует антверпенец. — Для вас.
Ост зевает в полный рот. Якоб старается придерживаться рамок вежливости:
— Плохая ночь?
— Думаете, контрабандил и грабил Компанию до самой зари, так по-вашему?
— Не могу знать, господин Ост. — Якоб разламывает хлеб. — Так и было?
— Я-то думал, что вы заготовили все ответы еще до высадки.
— Вежливый человек, — предупреждает Туоми на своем ирландско — голландском, — не…
— Это он расселся тут судьей, Кон, и ты тоже так думаешь.
Из работников только Ост, совершенно не задумываясь о последствиях и даже не заправившись грогом, смеет столь открыто выказывать свою неприязнь к новоприбывшему клерку, но Якоб прекрасно понимает, что и ван Клиф видит в нем шпиона Ворстенбоса. На Кухне все ожидают его ответа.
— Чтобы нанять матросов на корабли, обслуживать гарнизоны и платить десяткам тысяч людей жалованье, господин Ост, в том числе и вам, Компания должна получать прибыль. В торговых факториях должен вестись бухгалтерский учет. На Дэдзиме за последние пять лет такой учет если и велся, то курам на смех. Господин Ворстенбос обязан был приказать мне навести порядок в бухгалтерии. Собрать все в единое целое. А я обязан ему подчиняться. И за это меня надо считать Искариотом?
Желающих ответить не находится. Петер Фишер ест, громко чавкая.
Оувеханд подхватывает ломтем хлеба немного тушеной капусты.
— Сдается мне, — говорит Грот, вытаскивая птичьи потроха, — все зависит от того, как посмотрит Директор на все эти… несуразности, м-да, найденные, когда это… в одно целое. Или погрешил-но-больше-ни-ни или же, знач, крепкий, может, и по делу, пинок под зад, или тюрьма в Батавии…
— Если… — Якоб останавливается, не сказав: «Если вы не сделали ничего противоправного, вам нечего бояться». И так понятно, что каждый из них, так или иначе, нарушает правила Компании частной торговлей. — Я не… — Якоб останавливается, не сказав: «Я не личный исповедник директора». — А вы не пробовали спросить господина Ворстенбоса напрямую?