Тысяча осеней Якоба де Зута
Шрифт:
— Добрый день, доктор Маринус.
Доктор, в расстегнутой рубашке, не реагирует.
— Доктор Маринус? Я очень рад, что наконец-то познакомился с вами…
По доктору и не скажешь, что он услышал хоть слово.
Клерк чуть повышает голос:
— Доктор Маринус? Я извиняюсь за вторж…
— Из какой мышиной норы… — Маринус бросает на Якоба свирепый взгляд, — …вы выпрыгнули?
— Четверть часа тому назад прибыл с «Шенандоа». Меня зовут…
— А я спрашивал, как вас зовут?! Нет, я спросил о fons et origio [9] .
—
— Валхерен, да? Я однажды заезжал в Мидделбург.
— Если на то пошло, доктор, я учился в Мидделбурге.
Маринус смеется:
— Никто еще не обучился ничему путному в этом гнезде работорговцев.
— Возможно, в будущем мне удастся изменить к лучшему ваше мнение об уроженцах Зеландии. Я буду жить в Высоком доме, так что мы — почти соседи.
9
Место рождения (иск. фр.).
— То есть близость проживания предполагает добрососедство, да?
— Я… — Якоб удивлен агрессивностью Маринуса. — Я… ну…
— Эта «Цимбидиум коран» выросла на корме для коз: когда вы суетитесь, она вянет.
— Господин Ворстенбос предположил, что вы могли бы пустить мне кровь…
— Средневековое мракобесие! Флеботомия — и вся гуморальная теория, на которой она основывается, — уже двадцать лет, как опровергнута Хантером [10] .
10
Хантер, Джон/Hunter, John (1728–1793) — шотландский хирург, считавшийся одним из самых выдающихся ученых и хирургов своего времени.
«Но пускать кровь, — думает Якоб, — это же хлеб любого хирурга».
— Но…
— Но-но-но? Но-но? Но? Но-но-но-но-но?
— Мир состоит из людей, которые верят в это.
— Подтверждая, что мир состоит из пустоголовых. Ваш нос, похоже, опух.
Якоб поглаживает появившийся изгиб. «Бывший директор Сниткер замахнулся и…»
— Вы не созданы для драк, — Маринус встает и ковыляет к откинутой крышке люка, опираясь на толстую трость. — Мойте нос холодной водой дважды в день и подеритесь с Герритсзоном, только подставьте выпуклую сторону носа, чтобы он вам ее выпрямил. И доброго вам дня, Домбуржец, — точным ударом трости доктор Маринус вышибает подпорку, удерживавшую крышку люка открытой.
Выйдя наружу, под ослепительное солнце, негодующий клерк видит перед собой переводчика Огаву, его слугу и пару инспекторов: все четверо вспотевшие и суровые.
— Господин де Зут, — говорит Огава, — я хотел бы поговорить с вами о книге, которую вы привезли. Это очень важное дело…
Якоб пропускает начало следующей фразы из-за нахлынувшей тошноты и сосущего ужаса.
«Ворстенбос не сможет спасти меня, — думает он, — да и зачем ему это?»
— …и потому я крайне удивился, найдя такую книгу… господин де Зут?
«Моя
— Куда, — удается выдавить из себя будущему узнику, — меня препроводят?
Длинная улица качается из стороны в сторону. Клерк закрывает глаза.
— Пре — водят? — пытается повторить последнее слово Огава. — Мой голландский часто подводит меня.
Сердце клерка стучит, как сломанный насос.
— Разве это по-человечески, так играть со мной?
— Играть? — замешательство Огавы нарастает. — Это пословица, господин де Зут? В сундуке господина де Зута я нашел книгу господина… Адаму Сумиссу.
Якоб широко открывает глаза: длинная улица больше не качается.
— Адама Смита?
— Адама Смита, простите. «Богатство народов» [11] … так, ведь?
«Именно так, да, — думает Якоб, — но пока что я не могу поверить своему счастью».
11
Полное название книги «Исследование о природе и причинах богатства народов» (1776 г.).
— На английском языке читать мне довольно-таки сложно, а потому я купил голландский перевод в Батавии.
Огава удивляется:
— Адам Смит — не голландец? Англичанин?
— Ему бы не понравилось, если бы вы его так нашали, господин Огава! Смит — шотландец, живет в Эдинбурге [12] . Но вы точно говорите о книге «Богатство народов»?
— О какой же еще? Я — рангакуша, изучаю голландскую науку. Четыре года тому назад я попросил на время «Богатство народов» у директора Хеммея. Начал переводить, чтобы принести в Японию «теорию политической экономики». Но правитель Сацумы предложил за нее директору Хеммею много денег, и я вернул книгу. Книгу продали до того, как я ее дочитал.
12
Адам Смит умер в 1790 г.
Раскаленное солнце закрыто тенью лаврового дерева, которое как будто пылает в его лучах.
«И воззвал к нему Бог, — думает Якоб, — из средины куста…»
Крючкоклювые чайки и потрепанные воздушные змеи прочерчивают голубое небо.
«…и сказал: Моисей! Моисей! Он сказал: вот я!»
— Я пытаюсь раздобыть другой экземпляр, но… — Огава пожимает плечами, — …но слишком велики трудности.
Якоб прилагает невероятные усилия, чтобы не расхохотаться радостным детским смехом.
— Я понимаю.
— И вдруг этим утром в вашем сундуке я нахожу Адама Смита! К моему огромному удивлению! И, честно говоря, господин де Зут, я бы хотел купить у вас эту книгу или арендовать…
На другой стороне улицы, в саду, верещат и верещат цикады.
— Книга Адама Смита не продается, и не сдается в аренду, — отвечает голландец, — но вам, господин Огава, я отдаю ее, и отдаю с радостью, во временное пользование. Можете держать ее у себя, сколько пожелаете.