Тюрьма, зачем сгубила ты меня?
Шрифт:
Вика села в другое кресло.
– Ты ведешь себя очень неправильно, – сказала она.
В ответ он не обронил ни слова, даже не шелохнулся.
– Ты слышишь меня?
– Уйди! – не изменив позы, утробным голосом потребовал он.
– Тебе в больницу надо!
– Я сказал, уйди.
– А я говорю, тебе отлежаться надо. Ты же свалишься, в реанимацию попадешь.
– Ты что, русского языка не понимаешь?
– Ты пойми, у Олеси здесь никого не было, кроме тебя. Завтра, послезавтра родственники начнут приезжать, а ты принять их не сможешь…
– Чьи
– Вот к маме бы и ехал.
– Там Олеси нет.
– А здесь?
– Здесь она где-то рядом… И ты здесь… И твой подонок муж здесь был…
– Он был бы подонком, если бы убивал. Но он не убивал. Я тебе еще раз говорю, что это часть заговора против него.
– Тебе самой в больницу надо? И мужу твоему туда же, голову полечить… Но его и без того полечат, – презрительно и с угрозой во взгляде скривился Андрей.
– Ты был в тюрьме, что ты там делал? – разволновалась Вика.
– С мужем твоим разговаривал. В глаза ему смотрел… Сволочные глаза. И сам он сволочь… Он очень горько пожалеет…
– Что ты собираешься делать?
– Ничего. Уже все сделано…
– Что сделано?.. Хочешь ему отомстить! Так знай, этот номер у тебя не пройдет! Я буду жаловаться, я буду…
– Что хочешь, то и делай. Можешь даже убить меня. Мне все равно…
Андрей находился в полуобморочном состоянии, еле ворочал языком.
– Тебе все равно! Но за Олесю ты мстить будешь?
– Буду.
– Как ты не понимаешь, что именно этого они и добиваются!
– Кто, они?
– Люди, которые мстят Максиму… И посмотри, какой гениальный ход они придумали! Подставили его с твоей Олесей. Ты объявляешь его своим личным врагом и, пользуясь своей властью… Я не знаю, что ты с ним сделал, но уверена, что ничто хорошее его не ждет…
– Я его сгною. В карцере… И плевать, что он там говорил…
– А что он говорил?
– Не говорил, бредил… Про какого-то Пермякова. Он его с друзьями своими оговорил. Карцев девчонку убил, а ответил за нее Пермяков. Карцев убил, а Коваль с Лежневым его оговорили, такой вот разговор…
– Я же говорила, что есть человек, который может им мстить…
– Твой муж думает, что мстят им по сценарию. Но при этом и на привидение грешит… Но нет никаких привидений. А сценарий есть… Может быть, есть…
– И кто такой этот Пермяков?
– Не знаю, я Лыпарева попросил узнать, кто он такой. Дело поднять… Он узнает, скажет… Плохо мне, Вика. Права ты, в больницу мне надо, – в состоянии, близком к обмороку, сказал Андрей.
– Я тебя отвезу.
– Только потом оставь в покое, договорились?.. Принеси мне воды, если нетрудно…
– Нетрудно.
На кухне Вика взяла стакан, но под краном набирать воду не решилась. Минералки не было, но нашлась пластиковая бутыль с отстоявшейся водой – из нее она и наполнила стакан.
Она не слышала, как открылась входная дверь, но спиной почувствовала
Вика осторожно выглянула из кухни, успела увидеть спину человека до того, как он скрылся в дверях. К счастью, сумка была при ней, а там электрошокер дистанционного поражения.
Это было устройство, внешне похожее на пистолет. Дальность действия всего три метра, но ее должно было хватить.
Вика вытащили из сумочки оружие, в спешке, но бесшумно подошла к двери в комнату и увидела шприц в руке неизвестного. Андрей неподвижно сидел в кресле, с закрытыми глазами, возможно, без сознания. Ничто не мешало нападавшему сделать укол. Но он не взял в расчет Вику, которая опередила его.
Синие молнии электрошокера попали незнакомцу в спину. Он был человеком средней комплекции и, казалось, был бы не в состоянии выдержать удар. Но тем не менее, он устоял перед мощью электрического разряда, не потерял сознание. Его тело конвульсивно выгнулось, напряглось, но он не потерял равновесия. Издав сдавленный стон, в отчаянном рывке человек сумел выскочить из комнаты. В прихожей он ухватился руками за вешалку на стене, сорвал ее с креплений. Вика думала, что это агония, но нет, он сумел открыть дверь и выбежать на лестничную площадку.
Все произошло быстро, но Вика запомнила его лицо. И еще она заметила, что он выронил шприц из руки.
Влажные от сырости стены карцера упорно хранили холод прошедшей зимы. Отопительных батарей здесь не было, сюда не проникал солнечный свет. Логично было бы предположить, что в камере от сырости могли завестись мокрицы, но Максим не нашел ни одной – возможно, они просто вымерзли. И сам он был близок к тому, чтобы околеть от холода.
Камера была крохотной, распорядок дня – ужасный. Подъем в пять утра, и начинался он с заправки постели, которая заключалась в том, что Максим поднимал к стене, а надзиратель запирал на замок дощатый лежак. Белья и одеяла здесь не было, дубленка пропала в тюремной бане, где он мылся перед отправкой в общую камеру. Рюкзак у него отобрали тюремщики, когда сажали в карцер. Дескать, не положено. Без вещей, без теплой одежды, весь день на ногах – поскольку на узком опорном столбике под лежак сидеть было невозможно. Сопли текли из носа, как вода из крана, тело колотил озноб. Жаловаться можно, но не дальше надзирателя, который лишь усмехался в ответ на его рекламации.
За свои беды Максим мог благодарить майора Сизова, который поместил его в этот могильник. Но казнил он и себя самого. За то, что вернулся в Рубеж, хотя должен был оставаться в Москве, что позволил впутать себя в историю, от которой сам же себя и предостерегал. Но еще больше он злился на себя потому, что двадцать лет назад позволил Карцеву заручиться своей поддержкой, что загубил жизнь невиновному Пермякову…
Глава 22
Вика не злорадствовала, но была близка к тому.