Тюрьмой Варяга не сломить
Шрифт:
— Смотри, как бы челюсть свою на снегу не оставил, — строго предупредил сержант, но бить не посмел.
Зэки сидели на корточках вблизи вагонов и с опаской озирались на собак, которые яростно гавкали им в лица.
Подполковник Беспалый шел вдоль эшелона, внимательно всматриваясь в прибывших. Физиономии некоторых были ему знакомы. Не первоходки прибыли, отметил он про себя, но останавливаться не стал.
— Заканчивай разгрузку, Федор, — коротко бросил Беспалый подоспевшему старшему лейтенанту Сушкову, совсем еще мальчишке, прибывшему на службу пару месяцев
Молодой старлей лихо козырнул и отрапортовал:
— Стараемся, товарищ подполковник, только ведь все они с гонором, каждый себя важной птицей мнит. Выкуриваем из вагона, словно пчел из ульев. А они делают вид, что не спешат.
— Ну тогда дым здесь не поможет, Федя, — очень серьезно заметил Беспалый. — Ты знаешь, как ковбои объезжают мустангов?
— Никак нет, — почти виновато отвечал старший лейтенант, — товарищ подполковник.
Он был сердит на себя: никогда не угадаешь, какой вопрос вертится в голове у начальства. Федор Сушков уже давно заметил любовь подполковника к подковыркам и шуточкам и потому всегда старался держаться настороже, чтобы не попасть впросак.
— Плетьми, мой дорогой, плетьми! И лупят они мустангов до тех самых пор, пока они не становятся послушными. Вот так же и наших подопечных нужно учить уму-разуму. Ты хорошо меня понял, старший лейтенант Сушков?
— Так точно, товарищ подполковник!
— Что же ты стоишь? Выполняй!
В глазах юноши мелькнуло недоумение. Потом он дал отмашку:
— Есть! — и четко развернулся на каблуке.
Зэки, косясь, терпеливо дожидались, когда закончится толковище начальства, и, стараясь не обращать на себя внимание солдат, потихоньку переговаривались между собой.
— Половину России объездил, а здесь не бывал. Места, видать, совсем гнилые. Тайга! Зимой голод да холод собачий, а летом комары с мошкарой до кишок изожрут. Я на юге любил сидеть, в среднеазиатских острогах. Тепло там, — мечтательно протянул заключенный лет сорока, и его сухое, обветренное на жестоких морозах лицо разодрала блаженная улыбка — и сразу всем стало ясно, что нет лучшего места на земле, чем среднеазиатские зинданы.
— А по мне — так любая зона, только чтобы не «сучья», — заявил высокий зэк в широкой телогрейке. — И порядки там непутевые, и сами они живут как звери, и потом, это же сущее блядство — с суками париться.
— Это ты верно сказал. По мне так лучше себя перышком по венам, чем к «сукам» на милость, — поддержал длинного молодой верзила, с огромным, во всю правую щеку, уродливым следом от ожога.
Старший лейтенант отошел на несколько шагов, потом обернулся:
— Товарищ подполковник, по бумагам сверяем?
— Старлей, ты меня начинаешь утомлять. Или ты всерьез думаешь, что кто-нибудь из них схилял на полном ходу? Да тут поселки друг от друга на сотни километров. И народ здесь — сплошь охотники. А они мужики серьезные — пристрелят и не спросят, как звали. Помирать же никому неохота, даже в неволе. Опять же, какому беглому охота замерзнуть в тайге: сейчас вон, гляди, морозы какие.
— Но, Александр Тимофеич, вы ведь сами наказывали
— Наказывал, наказывал. Ладно, считай всех по головам… по пути! А то я сам вместе с зэками здесь околею.
— Есть! По пути! — бодрее, чем следовало, отозвался старший лейтенант.
Осужденных выстроили в колонны, и старший лейтенант Федор Сушков громко предупредил вновь прибывших:
— Граждане заключенные! Сейчас в колонне по четыре вы пойдете к месту расположения. Шаг в сторону считается побегом. Будем стрелять без предупреждения. В колонну по четыре становись!
Зэки, не торопясь, разобрались в строй и, получив команду «двигай», созерцая бритые затылки друг друга, медленно затопали по убитой снежной дороге, а солдаты на ходу стали пересчитывать их по головам.
Когда через полчаса ходу на перекрестке дорог колонна свернула направо, над ней вдруг пронесся резкий взволнованный крик:
— Братва! Да что же это делается?! Эти пидорасы нас как раз в «сучью» зону гонят! Бля буду, в «сучью»!
— А ты уверен? Ведь капитан говорил, что на лесоповал отправят, — отозвался ему другой голос, настороженный, резковатый.
— Так лесоповал ведь прямо, я там три года чалился, а мы идем прямехонько к «сукам» на зону.
Беспалый узнал говорившего. Это был Грач, длинный сутулый зэк, принадлежавший к сильной «масти». Голос у Грача был надрывный, с этаким напором, который мог мгновенно передаться и остальным заключенным. Однако сразу вмешиваться Беспалый не стал — время не пришло. К тому же ему хотелось посмотреть, что будет делать молодой старлей (про себя он окрестил его «Чиграш»). Назревающая ссора — подходящий случай, чтобы проверить молодого вертухая на самостоятельность и выдержку.
— Разговоры! — громко пробасил старший лейтенант, будто прочитав мысли начальника и как бы подтверждая, что предстоящее дело ему вполне по силам.
— Ты свои рога, салабон, не суй, когда тузы толкуют, — раздался резкий голос из колонны.
— Что?! — потянулся старлей правой рукой к кобуре. — Да я тебя!
— Ты меня на понт не бери! И не таких приходилось щипать, — забасил из толпы все тот же уверенный хриплый голос кого-то из зэков. — Ты думаешь, я просто так в эту глушь притопал, чтобы на сугробы пялиться да на тебя, козла румяного? Раз я здесь, значит, были у меня заслуги перед бродягами. А вот в «сучью» зону, начальник, мы не пойдем! Такого уговору не было. Можешь стрелять нас, резать на куски, травить собаками, но мы больше шагу не сделаем. Давай поворачивай в воровскую зону на лесоповал: стране лес нужен.
Чиграш аккуратно расстегнул кобуру, выудил из нее табельный пистолет Макарова и, задрав голову, посмотрел поверх колонны.
Первые ряды зэков прочно встали, как будто натолкнулись на каменную преграду. Подполковник, криво улыбаясь, продолжал наблюдать за действиями молодого офицера охраны. Эх, Чиграш, Чиграш, птенчик еще. Об эту крепость разбивались и не такие пернатые! Но старлей не сдавался и, размахивая пистолетом, кричал в толпу зэков:
— Кто думает так же, как вот этот ублюдок? Hy?!