Тюрьмой Варяга не сломить
Шрифт:
Прозвучал выстрел. Раскатистый звук заставил псов забрехать усерднее, а колонна невольно уплотнилась.
— Ты патроны понапрасну не трать, лейтенант. И всех под одну гребенку ублюдками не причесывай. А патроны тебе еще могут пригодиться… чтобы пустить себе пулю в лоб, — злобно зашипели со всех сторон из толпы. — Сказано тебе было: не пойдем, значит, не пойдем!..
…Беспалый, наблюдавший за этой сценой, зло и витиевато выругался — вот удружил капитан с этапом, упрямые попались, еще даже и приехать не успели, а уже кипеш творят. Хоть бы поспрашивали как следует, к кому на зону их прислали. Что, мол, подполковнику Беспалому Александру Тимофеевичу их доверили, на воспитание и перевоспитание. Ну, держись у меня, сучье отродье. Старший лейтенант Сушков сделал несколько быстрых шагов в сторону говорившего: тот, в мохнатой неуставной шапке, в длинном тулупе с высоким воротником, закрывавшим почти половину лица, выглядел очень возбужденным и рассерженным; казалось, даже снег под его подошвами поскрипывал сейчас по-особенному — зло, неистово. Остановившись напротив парня с изуродованным лицом, старлей, уже сильно запинаясь, прокричал:
— Пойдете туда, куда я вам приказываю. И если потребуется, то прямиком в карцер.
Ответом на слова старшего лейтенанта были ухмылки — такие кривые губы и прищуренные наглые глаза, что старлей почувствовал себя опущенным в дерьмо. Зэки стояли тесной сплоченной группой. Даже внешне они были похожи друг на друга — высохшие, с обмороженными лицами и обветренной кожей, словно крепкая горная порода, о которую легко затупить любой нож самой прочной стали. Серьезный собрался народ на этой глухой северной станции: суровый, злой, многое повидавший и испытавший на своем веку.
Правда, были среди них несколько парней очень странного вида. Особенно один, небритый здоровяк лет тридцати пяти в черной, до пят, изношенной овчинной дохе, который стоял на нетвердых ногах, ничем не интересовался и все время молчал, пока прочие базарили между собой и цапались с охраной. В его глазах затаилось бессмысленное выражение непонятной тоски — точно он не видел и не слышал происходящего вокруг.
«Больной, что ли? Зомби какой-то», — мельком подумал старший лейтенант. Он по-прежнему продолжал бесцельно сжимать в руках пистолет. Холодный металл неприятно кусал подушечки пальцев, и ему подумалось, что еще минута подобного противостояния, и его нервы не выдержат, а табельное оружие вывалится из непослушных рук. Несмотря на вверенную ему власть и оружие, он ощущал свое полнейшее бессилие перед угрюмой массой зэков. Нечто подобное он испытывал в детстве, сталкиваясь в ссоре со своим младшим братом, — тот тоже умел бунтовать, оказывая при этом глухое непреодолимое сопротивление. Еще тогда, в детстве, Федя Сушков понимал, что будь он даже в десять раз здоровее брата, у него все равно не отыскалось бы столько сил, чтобы подчинить младшенького своей воле.
— Ты бы, начальник, убрал пушку на всякий случай, что ли. Мы тебе не детвора, чтобы нас стращать! — прервал затянувшееся молчание Грач.
Федор и сам понимал, что выглядит глупо, бегая перед строем зэков с «макаровым» в руке. Многие из заключенных не однажды побывали в тюряге и во всякого рода переделках и такое поведение старлея воспринимали как издержки молодости. Федор, понимая бессмысленность своих действий, в конце концов смирился и неторопливо сунул пистолет в кобуру, долго и тщательно поправлял портупею, а когда поднял глаза, заметил стоящего в нескольких шагах подполковника Беспалого.
Александр Тимофеевич не спеша приблизился к зэкам. Те изучающе, исподлобья поглядывали на старшего начальника.
— Что, Чиграш, сломался? — ни на кого не глядя, тихо спросил Беспалый.
— Да я… Понимаете, товарищ подполковник… это…
— Не мямли! Не с того надо было начинать с этим быдлом. Ты что, не мужик, что ли?
— Понимаете, я попробовал…
— Бабу будешь пробовать! — И вполголоса добавил: — Смотри, пацан, как надо разговаривать с зэками, и запоминай. Блатные любят силу!
Беспалый повернулся к строю и неторопливо и уверенно прошелся взад-вперед.
— Вот что, мазурики, — негромко сказал Беспалый. — До меня дошел нелепый слушок, будто бы вы не желаете идти в зону. Так это или нет?
Продраться сквозь колючие взгляды толпы заключенных было так же трудно, как пробираться босым сквозь таежный бурелом.
— Понимай как хочешь, а только в «сучью» зону мы не пойдем! — прозвучало из толпы.
— Этот голос мне знаком, уж не Грач ли это «закукарекал»? — прищурился зловеще подполковник.
— Кукарекает петюшня, Сашок, а я тебе по делу сказал, как вор. На то право имею!
— Теперь понимаю. Ты стал шибко смелым. Но только для тебя и для всех вас я — Александр Тимофеевич. И фамилия моя Беспалый. Как и у бати. Запоминайте сразу, чтобы мне науку эту не вдалбливать в ваши тупые головы дважды. — Беспалый окинул медленным тяжелым взглядом притихшую на время колонну зэков: — И откуда у вас это упрямство? Только ведь и я упрямец… коли ты, конечно, о том не забыл, Грач? А тут и другие мои знакомые среди вас есть, — прошелся подполковник вдоль строя. — А коли не забыл, так расскажи корешам, что за фрукт такой подполковник Беспалый. В общем так, шантрапа уголовная, если через пять минут не надумаете по своей воле идти, погоню вас другим способом, как стадо баранов. — И подполковник глянул на часы. — Слово сказано, многие из вас обо мне слыхали и должны знать, что я никогда решений своих не меняю.
— Слушай, начальник, ты тут из себя корчишь серьезного, а только и мы не из простых. Хочешь спокойствия, давай потолкуем.
— Не понял? — вскинул брови Беспалый. — С кем тут толковать? Да и о чем? Ваши порядки я знаю не хуже вас. В общем так, — Беспалый задрал рукав тулупа. — Сейчас десять тридцать, у вас в запасе осталось четыре минуты. Если ничего не решите, прикажу стрелять. Пусть базарят! — повернулся он к охране. — Но смотрите в оба, если что… шмаляйте из всех стволов… Под мою ответственность. Ясно?
Натянув папаху на самые уши, Беспалый развернулся, достал сигареты и, закурив, подставил под колючие взгляды зэков широкую спину. Те, сгрудившись вокруг опытного зэка по кличке Грач, стали решать, как им быть дальше в этой непростой ситуации.
— Жив останусь, бля буду, замочу эту суку, — вырвалось у парня со шрамом на лице.
— Не так-то это просто и не скоро будет. А сейчас ведь Беспалый не шутит и будет стрелять, я эту гадину знаю. Зальет все кровью, на хрен, как бабушкин огород, и спокойно пойдет чаек пить, — вмешался невысокий зэк, которого прозывали Копченым — кожа на его лице была настолько темной, что казалось, будто бы большую часть жизни он провел под палящим курортным солнцем.
— Пусть не шутит, и что с того? Нам что, ссучиться из-за этого? По мне, так лучше помирать, чем на поклон к сукам.
— Так-то оно так, да ведь и в покойниках много не погуляешь.
— Да не посмеет этот гад всех пострелять, братва, ведь не посмеет?!
— Отчего же? Ты еще не знаешь Сашку Беспалого. Гикнешься за две минуты. Брызнет пару раз из «АКМ», и до барака не доползешь.
— Я лучше пулю приму, чем потопаю в «сучью» зону, — твердо сказал Грач. — Бродяги, мы ведь с вами не шавки и уж точно не бараны! Уходить нужно сразу всем, тогда, может, кто-нибудь и выживет. А так в сучьей зоне нас на перья поднимут. Так кто со мной? — царапнул вор колючим взглядом угрюмые лица зэков.