Тютюнин против ЦРУ
Шрифт:
Внутри салона тихо мурлыкал кондиционер. Пол и стены были отделаны полированным гранитом с позолоченными вставками.
– Здравствуйте, могу ли вам чем-то помочь? – поинтересовалась холеная блондинка, выглядевшая на полторы тысячи долларов за ночь.
– Мне бы что-нибудь скромненькое из натурального меха, – сказал Смит, заметив боковым зрением, что возле дверей появились двое огромных секьюрити в безукоризненных костюмах.
– Прошу вас – здесь на стендах у нас все самое лучшее, – улыбнулась блондинка
Берк на минуту забыл про свою тошноту, такими красивыми оказались шубы, боа, воротники и муфты. Таблички с ценами на них отсутствовали, но можно было не сомневаться, что они существенны.
– Пожалуйста вот это. – Смит указал на небольшую серенькую накидку, поскольку его босс говорил именно о скромной вещи.
– О, у вас отличный вкус, – поощрительно улыбнулась девица. – Это настоящий сиамский рудольф.
– Спасибо.
– Как будете расплачиваться?
– Вот, пожалуйста. – Смит протянул девушке пластиковую карточку.
– Одну минуту, сейчас я принесу вашу покупку, – улыбнулась блондинка и ушла, покачивая крутыми бедрами.
Вскоре она вернулась с упакованной накидкой и карточкой.
– Пожалуйста. Приходите к нам еще.
– Непременно приду, – пообещал Смит и направился к выходу.
Стриженый, похожий на питбуля охранник распахнул пред ним тяжелую дверь и улыбнулся, если, конечно, питбуль может улыбаться.
Оказавшись на улице, Берк достал из пакета накидку и осмотрел ее. Мех сиамского Рудольфа играл на солнце, словно был усыпан мелкими брильянтами, и никак не годился на роль старой меховой ветоши.
Смит взглянул на чек. Там стояла сумма в пятнадцать тысяч долларов. Впрочем, отступать было уже поздно, к тому же деньги он платил не свои.
Недолго думая агент бросил накидку на асфальт и стал на ней топтаться. В какой-то момент он оглянулся и увидел «питбуля», который наблюдал за его действиями, расплющив лицо о бронированное стекло.
Смит смущенно улыбнулся. Охранник медленно приоткрыл дверь и вышел на крыльцо.
– Вам не понравилась эта вещь? – спросил он, тыча толстым, как сосиска, пальцем в растоптанную накидку.
– Почему же? Очень даже понравилось, – приветливо отозвался Смит. – Просто я люблю, чтобы мех был помягче…
– А-а-а… – протянул «питбуль», а Смит продолжал улыбаться, чувствуя себя полным идиотом.
– Смотри, мама, дядя зверюшку растоптал! – крикнул какой-то малыш, которого тащила за руку замороченная мама. – Зачем он это сделал, мам?
– Ну, может, дядя охотник… – не поворачиваясь ответила мамаша и поволокла ребенка дальше.
– Пожалуй, хватит, – произнес Смит. Под немигающим взглядом магазинного охранника он поднял с тротуара накидку и положил обратно в пакет. Потом еще раз улыбнулся тому на прощание и направился к машине.
Доехав на своем «форде-фокусе» до места работы
Выбравшись из машины, он огляделся по сторонам, запер дверку и отправился на задание с потертой авоськой в руке.
62
«Завтра на стадионе игра», – вспомнил Тютюнин, разглядывая шкурку барашка. Шкурка была попорченная, однако ничего не дать подслеповатой бабушке было нельзя, и Сергей, вздохнув, дал ей десять рублей, а барашка бросил в мусорку.
– Следующий, – устало сказал он, и к прилавку шагнул военный – майор медицинской службы.
Тютюнин взглянул на него с интересом и даже перегнулся через прилавок, чтобы посмотреть, что же принес этот военный, однако тот молчал и загадочно улыбался.
– Вы не ошиблись, товарищ майор? – спросил Серега. Он был патриотом и сочувствовал армии.
– Дело есть, командир, – сказал военный. Головной убор у него отсутствовал, а галстук болтался на одной заколке.
– Слушаю вас.
– Хомячьи шкурки принимаете?
– Смотря в каком состоянии… Если не порченые, то возьмем.
– Тогда вот. – Майор положил перед Сергеем шкурку, запаянную в полиэтилен.
– Но так я ничего не увижу, – заметил приемщик.
– Я понимаю. Сейчас распечатаю.
С этими словами майор достал из кармана резиновые перчатки и, надев их быстрым привычным движением, надорвал герметичную упаковку. При этом Сергею показалось, что майор задержал дыхание.
Отбросив это наблюдение как недостойное внимания, Тютюнин начал экспертную проверку шкурки.
Она была в хорошем состоянии и имела редкий для промышленных хомяков темно-золотистый цвет.
– Ну как? – спросил майор.
– Состояние хорошее.
– Сколько дадите?
– Три рубля за одну.
– Четыре. При жизни эти хомячки были огромными, как голуби мира, и все до одного смышленые. Серый мне даже тапочки носил.
Старушки, составлявшие небольшую очередь, старательно прислушались к беседе и живо обсуждали услышанное между собой. Только стоявшая последней нелепо одетая женщина молчала и дико поводила глазами, словно перекормленная лошадь.
– Видите ли, товарищ майор, нам ведь без разницы, чего они раньше делали, ваши хомяки, стишки сочиняли или песни пели. Они же сейчас не живые… Четыре рубля дам. Сколько их у вас?
– Десять тысяч голов. В смысле шкурок.
Заметив, как вытянулось лицо приемщика, майор усмехнулся:
– А ты думал, я тебе старые валенки всучивать буду?
– Я должен позвать директора – сам я такие вопросы не решаю.
– Зови кого хочешь.
Тютюнин выбежал в коридор и в три прыжка оказался возле директорской двери.