У Черных рыцарей
Шрифт:
— Да, о соглашении, заключённом в Потсдаме, я знаю из газет.
— Советские миссии по репатриации шныряют теперь по всей Германии. Союзники всячески препятствуют русским в составлении списков тех, кто подлежит возвращению. Но если миссия имеет списки, то американцам и англичанам приходится уступать, вопреки желанию. Иначе может возникнуть международный скандал. Впрочем, союзникам удалось припрятать от советских властей многих власовцев.
— Герр Шлитсен, ваше коротенькое предисловие перерастает в лекцию для нижних чинов, — резко
— Простите, я только хотел…
— Думаю, что Фред уже разобрался в ситуации.
— Тогда только суть: в одном эсэсовском лагере американской зоны скрывается группа из пятидесяти четырех офицеров бывшей власовской армии. Это люди, которые сожгли за собой все мосты и добровольно в Россию не вернутся. Американцы собирались вывезти их в Соединённые Штаты, но неделю назад получили от советской миссии категорическое требование передать из рук в руки всех пятьдесят четыре. Правда, поимённого списка советская миссия не представила, назвав лишь общее число, что и позволило затянуть дело.
— Очевидно, в группе действует советский агент, который не успел или не сумел передать русским список фамилий, — так, кажется, думают американцы, пояснил Нунке.
— Агент раскрыт? — спросил Фред.
— Пока нет. Приняты меры, чтобы прервать всякую связь межяу лагерем и внешним миром. Вряд ли в ближайшие дни список может попасть в руки русских, ответил Шлитсен — Теперь конкретно о вашем задании. Под видом бывшего советского офицера мы хотим заслать вас в лагерь. Американцы согласны передать нам всю группу, если мы сумеем её незаметно вывезти.
— Этим и ограничивается моё задание?
— Второе связано с первым: надо выявить агента русских и ликвидировать его. Без этого опасно приступать к основной операции.
— Ясно.
— На подготовку даём три дня. За это время вы ознакомитесь с вашей новой биографией, разработаете с Шлитсеном и Вороновым план эвакуации группы, продолжал уже Нунке. — Если удастся выполнить задание, эта группа и составит основное ядро вашего русского отдела.
— С заместителем начальника лагеря мистером Хейендопфом можете разговаривать откровенно: он наш союзник, — прибавил Шлитсен.
— Прекрасно! Это значительно упростит дело! обрадовался Фред.
— Итак, о сути задания я вас информировал. Сегодня вечером вы свободны, а завтра приступите к подготовке. В девять часов утра я жду вас у себя.
Почтительно поклонившись Нунке и очень холодно Фреду, Шлитсен удалился.
— Заметно, что герр Шлитсен не испытывает ко мне особых симпатий, — улыбнулся Фред.
— Со временем отношения наладятся. Шлитсен человек желчный. Ну, хватит о нём. Работник он неплохой, но его неопрятный и сугубо штатский вид раздражает меня бесконечно. К тому же манеры у него ужасающие. Особенно за столом. Я предпочитаю обедать у себя, чтобы не встречаться с ним в столовой. Кстати, отныне вы можете ею пользоваться! Вообще, нам надо осмотреть всю нашу школу. А поскольку вам необходим
— Буду очень признателен.
— Я пришлю вам правила внутреннего распорядка — рекомендую как можно лучше их проштудировать.. До отъезда вам надо будет познакомиться и с патронессой нашей школы — Агнессой Менендос
— Это обязательно?
— Как патронесса, она должна знать весь персонал школы. Каждый новый человек обязан явиться к ней с официальным визитом. Мы считаем это своеобразным посвящением в «рыцари благородного духа».
— Если существует традиция, я не стану её нарушать.
— Завтра или послезавтра вечером я вас представлю. Она живёт недалеко, в особняке.
Нунке ушёл.
Фред не в силах был преодолеть возбуждение.
Итак, он выйдет за ворота школы. Поедет в Западную Германию! А до Восточной, оккупированной советскими войсками, рукой подать.
Было от чего потерять покой.
ЧАСТЬ II
ОБМАНУТАЯ И ОДИНОКАЯ
— На сегодня хватит, солнышко, уже поздно…
Иренэ вколола иглу в тугой атлас, кончиками пальцев провела по выпуклому узору вышивки и недовольно покачала головой.
— От этого ярко-голубого цвета становится холодно. Он напоминает зимнее небо. Поэтому и цвета кажутся неживыми… Словно их вылепили из воска.
Обращённые к матери большие ласковые глаза девочки были полны настоящего отчаяния.
— Ну и глупышка. Так огорчаться из-за вышитого лоскутка.
— Как ты можешь, мама! Это же покров! Мой обет. Моя молитва мадонне! Каждый стежок — маленькая буковка, из которых слагаются слова молитвы… Я тяну шёлковую ниточку и мысленно шепчу слова. И так хорошо слово к слову лепится. А вот здесь…
Солнце, склонившись к горизонту, золотисто-розовыми лучами освещало уголок комнаты, где всегда стояла коляска Иренэ. В этом изменчивом свете возбуждённое личико девочки утратило прозрачную бледность. Казалось, его подсветили изнутри и оно тоже излучает трепетное розовое сияние. Отблеск солнца живым теплом окрасил большие карие глаза. От матери Иренэ унаследовала лишь брови и губы, правда, значительно мягче очерченные. Но и они контрастировали с пастельно-нежным личиком девочки, намекая на скрытую, таящуюся в глубинах существа силу.
Любуясь головкой дочери, Агнесса старалась забыть об её изуродованном тельце. Какой красавицей могла бы она вырасти! Ах, эта машина, эта проклятая поездка, этот трижды проклятый день!..
— Почему ты так странно смотришь на меня, мама? — забеспокоилась Иренэ.
— Просто задумалась… Ты слишком долго занималась вышиванием, и теперь тебе надо погулять.
— Ты побудешь со мной в саду? — обрадовалась девочка.
— Нет, сегодня тебя проводит Пепита. Мне надо похлопотать по хозяйству, у нас завтра гости.