У Черных рыцарей
Шрифт:
— Старый наш сотрудник, воспитатель русского отдела, знаток царской разведки, генерал Воронов и воспитатель, который должен его заменить, Фред Шульц, — отрекомендовал Нунке, с подчёркнутой учтивостью обращаясь к гостю.
— Я вам говорил…
Чуть шевельнув рукой, словно говоря «знаю», Думбрайт с откровенной бесцеремонностью рассматривал только что представленных воспитателей.
— Сколько лет? — спросил он Воронова.
— Семьдесят первый. Через год кончается контракт.
— Мечтаете об отдыхе? Рано! Старые дубы покрепче молодых. А если учесть ваш опыт…
— Опыт
— Старость? А ну, дайте руку!
Соединив руки в крепком рукопожатии, Воронов и Думбрайт стояли друг против друга не шевелясь. Лишь по тому, как краснели их лица, можно было догадаться, что каждый вкладывает в это пожатие всю свою силу. Вот тела их ещё больше напряглись, лица побагровели. У генерала оно стало багрово-красным, присутствующие были уверены, что он сдаёт. Но произошло неожиданное.
— Ой! — приглушённо вскрикнул Думбрайт и едва не присел от боли.
Глаза Воронова ещё возбуждённо блестели, но в голосе чувствовалась растерянность.
— Простите, ради бога, простите! Мне надо было предупредить, что я этими руками когда-то подковы сгибал, — оправдывался генерал.
На губах Думбрайта впервые появилась улыбка.
— Но ведь вы на четверть века старше меня! Отлично, просто отлично! 0'кей, старина! — Думбрайт снисходительно, как старший младшего, похлопал Воронова по плечу.
— Попробуем и с вами? — повернулся Думбрайт к Фреду.
— Упаси боже! Вы мою руку просто раздавите… Вот на ринге обещаю продержаться минут десять. Вы ведь куда высшей категории… Впрочем…
Думбрайт прищурился и впился глазами в Фреда, словно ощупывал его.
— Фигура тонкая, но скроен ладно… Расчёт на ловкость, молниеносность и меткость удара… Чувствуется натренированность.. — медленно изрекал он фразу за фразой.
Манера Думбрайта разговаривать была чем-то оскорбительна для присутствующих. Он словно совершенно не замечал окружающих, а просто вслух высказывал свои мысли, бесспорность которых подчёркивал категоричностью тона, каким произносил каждое слово, — всё равно, шла ли речь о вещах важных, или о мелочах.
Несколько обескураженные неожиданным поведением гостя, Нунке и Шлитсен переглянулись, словно спрашивая друг друга, как себя вести.
— Я вижу, мистер Думбрайт, вы любите спорт… осторожно начал Нунке.
— Не то слово! Спорт для нас с вами не цель, а способ. Оружие. А оружие должно бить без промаха. Мне нравится, что ваши парни из русского отдела выносливые. Даже старик, а вот молодой… Так, говорите, бокс? А что, если на кулачки? Как Тарас Бульба с Остапом?
— Вы знаете Гоголя? — удивился Воронов.
— «А поворотись-ка, сыну», — без всякого акцента хвастливо процитировал Думбрайт, с насмешливым превосходством посматривая на генерала.
— Не ожидал, никак не ожидал… — развёл руками тот. — Откуда, каким образом?
— Я, мистер Воронов, жил в России со времён Деникина до начала последней войны. Двадцать лет! За такой срок можно изучить не только язык и литературу, а и… — Думбрайт не стал уточнять, что именно он изучал в России, но присутствующим это было ясно и так.
— Может быть, на этом закончим сегодня рабочий
— Отдыхать я приучил себя раз в сутки — ночью, остановил его Думбрайт.
— Тогда продолжим наш осмотр?
— Напрасная трата времени! Общее впечатление о вашем заведении у меня уже сложилось.
— О, конечно, конечно!.. Лишняя деталь ничего не прибавит к картине, увиденной опытным глазом… — угодливо согласился Нунке. — Мы, немцы, много теряем из-за склонности к чрезмерной пунктуальности. Есть грань, за которой частности перерастают в свою противоположность. К сожалению, должен сказать это о своих соотечественниках. Озабоченные деталями, они зачастую за деревом не видят леса, не способны к быстрым обобщениям. По мере сил я стараюсь избавиться от этой, так сказать, национальной черты, и мне очень приятно, мистер Думбрайт, что вы не придираетесь к мелочам, а с первого взгляда сумели…
Брови Думбрайта нетерпеливо шевельнулись и снова вытянулись в прямую линию.
— Вам неплохо было бы избавиться ещё от одной национальной черты: многословия, — язвительно бросил он и повернулся лицом к Воронову и Фреду. Рад познакомиться с вами, — сказал он с деловитой сдержанностью, тем самым давая понять, что к первоначальному фамильярному тону беседы возврата быть не может. — Прежде всего, прошу всех сесть, ибо разговор будет длинным.
После небольшой паузы Думбрайт продолжил:
— Мистер Нунке не успел проинформировать вас о тех новостях, которые я привёз из-за океана, поэтому я сделаю это сам.
— Новости всегда лучше узнавать из первоисточника, — попробовал вмешаться в разговор Воронов.
Думбрайт сердито взглянул на старика, и тот сразу стушевался.
— Ваша школа не является ни испанской, ни немецкой, — раздельно произнёс заокеанский гость, акцентируя каждое слово. — Прошу принять это не за констатацию факта, а за исходное положение, из которого будет проистекать все, о чём я скажу в дальнейшем. Повторяю, школа лишена какой-либо национальной окраски… Это прекрасно! Именно это и требуется. Ещё бы! Учреждение, созданное на деньги разнонациональных врагов коммунизма! Лучшей вывески не придумаешь! Как говорится, международное объединение сторонников, крестового похода против Москвы готовит свои кадры… Должен отметить прозорливость и изобретательность мистера Нунке.
Начальник школы щёлкнул каблуками и склонил голову в благодарственном поклоне.
— До сих пор Соединённые Штаты в сонме тех, кто содержит школу, были представлены лишь отдельными благотворителями. Теперь дело меняется. Основные средства, необходимые для существования и процветания школы, будут поступать от нас…
Думбрайт не уточнил, от кого именно: от расширенного ли круга частных лиц или от организации, которую он представляет.
— Вы сказали, что у вас сложилось определённое представление о нашей школе. Можно узнать, какое именно? — нарушил паузу Нунке. После похвалы за прозорливость и находчивость он, очевидно, ожидал новых комплиментов. Но чаяния его не оправдались. Думбрайт обвёл присутствующих тусклым взгтодом и отчеканил: