У Черных рыцарей
Шрифт:
— Я не желторотый!
— Отвечайте чётко и ясно: записей не делали?
— Нет. Эти «азы» мне известны — разведчик не имеет права ничего фиксировать.
— Хорошо, кажется, все. Пойдёмте на веранду!
Закрыв дверь, Шлитсен аккуратно защёлкнул задвижки и подошёл к круглому столику. Под большой салфеткой стояло два прибора и бутылка вина.
— Выпьем за ваш, а также наш успех! — проговорил он, торжественно поднимая бокал. — Простите, может быть, вы не любите сухое вино, но я пью только его и только тогда, когда совершенно уверен в успехе операции.
— Это
— Комплименты говорят барышням. Разведчику начальник, посылая его на задание, должен говорить правду.
— Даже в том случае, если вы не совсем уверены, как будет выполнено задание?
— Тогда бы я не поднял этот бокал. Да, да, у нас, старых зубров, съевших зубы на своём деле, есть чутьё. Вы способны справиться и справитесь с порученной вам миссией. Но хочу предупредить: не будьте легкомысленны. Моя вера в успех не означает, что задание лёгкое. Имейте в виду: среди тех, кто не хочет возвращаться в Россию, наверняка есть советские агенты. Будьте осторожны — они не станут церемониться с вами.
— Разрешите спросить?
— Пожалуйста.
— В какой срок я должен уложиться?
— Самое большое в месяц.
— А если возникнут непредвиденные осложнения и я не смогу справиться в назначенный срок?
— Обязаны справиться! Заместитель начальника лагеря вам поможет.
Неожиданно на веранду быстро вошёл Нунке. Поздоровавшись, он бросил на стол перед Шлитсеном какую-то телеграмму. Тот удивлённо поглядел на шефа и пробежал глазами текст.
— Что это значит?
Нунке пожал плечами, ничего не ответив. Сочтя, что он лишний, Фред попросил разрешения удалиться.
— Подождите, вы будете ещё нужны, — остановил его Нунке.
— Если господин Шлитсен разрешит, я пройду в кабинет.
— Пожалуйста…
В кабинете Фред устроился в самом дальнем углу, но дверь осталась полуоткрытой.
— Почему телеграмма из Никарагуа? — донёсся голос Шлитсена.
— Очевидно, шеф переехал туда… В телеграмме сообщается, что этот Думбрайт позавчера вылетел в Италию. Если и дальше будет лететь, то не сегодня-завтра прибудет сюда.
— Герр Нунке, сама фамилия Думбрайт вам ничего не говорит?
— Дорогой коллега! Если кто-либо приезжает, со специальной миссией в такую школу, как наша, так это не врач, не учитель, не духовник, а птица такого же полёта, как и мы с вами, только рангом повыше. А у разведчика может быть столько же фамилий, сколько волос на голове.
— Ну, что же, ждать придётся недолго. Поглядим, что за фрукт этот Думбрайт.
— Боюсь самого худшего, — раздражённо произнёс Нунке. — Смена резиденции шефа означает и смену ветра. Как бы он не запродал нас всех вместе со школой.
— Неужели вы думаете?..
— Об этом потом…
Разговор на веранде оборвался. Нунке и Шлитсен пошли в кабинет.
— Фред, — ещё с порога начал Нунке, — ваш отъезд откладывается на день-два. Приезжает какое-то начальство, и весь личный состав школы должен быть налицо.
Фред молча поклонился.
Тем временем Шлитсен позвонил в таверну и приказал:
— Вилли! К вам прибудет особа по фамилии Думбрайт… Повторяю, Думбрайт. Будете сопровождать его до самой школы. Все, о чём он станет расспрашивать, запомните и доложите мне.
Думбрайт приехал даже раньше, чем его ожидали. В тот же день вечером к Фреду зашёл Воронов и чуть ироническим тоном сообщил:
— Поздравляю с прибытием высокого гостя!
— Кто же он, этот гость, да ещё высокий?
— Точно не скажу, но мне кажется, я где-то его видел.
— Не спрашиваю, где и когда, потому что догадываюсь о характере встречи.
— Пустое! Дела давно минувших дней, иначе я бы сразу узнал его. Где же именно я с ним встречался? Погодите, погодите, кажется, вспомнил. Точно! Мы встретились с ним осенью 1942 года в Швейцарии, куда я сопровождал князя Гогенлое — он же Паульо для каких-то тайных переговоров с одним влиятельным американцем, который скрывался под фамилией Балл. Обязанности одного из секретарей при тайном посланце дяди Сэма выполнял этот Думбрайт. А ещё говорят, Воронов постарел, у Воронова склероз… Нет, есть ещё порох в пороховницах!
— Жаль, что вы часто подмачиваете его, генерал. Это не может не отражаться на памяти.
— Ко всем чертям память! А что, если я сам мечтаю её потерять? Чтобы забыть, кем я был и кем стал… Но ничего! Ещё год и… — Воронов свистнул, махнув рукой.
— Не понимаю, — вопросительно поглядел Фред.
— Через год кончается мой десятилетний контракт. Получу пенсионное вознаграждение, уеду в Италию или Швейцарию… Выстрою домик в русском стиле, посажу сад и буду спокойно доживать век.
— Ворон мечтает о собственном гнезде в счастливой Аркадии?
— Да! Поэтому и приходится низко кланяться, даже тогда, когда хочется стукнуть кулаком по столу и во весь голос крикнуть — остолопы!.. Вот и ищу утешения на дне рюмки. А теперь принесло этого Думбрайта, провалиться бы ему, и Нунке объявил сухой закон…
— Гость, верно, отдыхает с дороги…
— Какое там! Только прибыл, тотчас заперся с Нунке и Шлитсеном в кабинете, просидели там с час. А теперь ходят, осматривают школу. Заглядывают в каждый уголок.
— У вас уже были?
— Ко мне прибудут позже всех — мои комнаты в конце правого крыла. Зашли бы как-нибудь вечерком! Посидели бы, потолковали… Так и подмывает расспросить, что вы видали в России.
— Грустите всё-таки по родной земле?
— Раньше высмеял бы любого, задавшего мне подобный вопрос. Отряхнул бы прах с ног и трижды перекрестился. А теперь вот сосёт тут и сосёт! И чем ближе к смерти, тем сильнее. Ненавижу, проклинаю, а тянет…
Дверь бесшумно отворилась, и в комнату по-хозяйски вошёл высокий незнакомец, без пиджака, в одной рубашке с короткими рукавами.
— Мистер Думбрайт, которого мы все с таким нетерпением ждали, — представил Нунке.
Лицо Думбрайта было квадратным. Небольшие глаза прятались под густыми нависшими бровями, которые образовывали горизонтальную линию, отделяющую верхнюю часть лица. Нижнюю, с тяжёлым двойным подбородком, пересекал широкий рот.