У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
— Следите за волной! — крикнул Гейм, когда их подхватил прибой. — Рассчитайте, чтобы попасть на гребень!
Из попытки рассчитать ничего не вышло — Беатрис попала в интервал и, едва почувствовав под ногами дно, услышала сзади стремительно настигающий рев. В ту же секунду она полетела кувырком, сбитая с ног страшным ударом в спину, и покатилась куда-то в кипящем грохоте, ослепнув и захлебнувшись соленой горечью, обдирая колени и плечи о песок. Выбравшись из воды, она обнаружила, что шапочку с головы сорвало и в волосы набилось песку.
Почему-то до смешного огорченная этой маленькой неприятностью,
— Уже уходите? — спросил Гейм.
— Да. Вы удивительно догадливы.
Гейм тоже оделся.
— Вы на меня сердиты, Беатриче? — спросил он, когда они вышли на лестницу.
Беатрис оперлась на его руку и помотала ногой, вытряхивая песок из сандалии.
— Я сердита, но не знаю на кого, — ответила она виноватым тоном. — Простите меня, Ян, я просто превращаюсь в истеричку.
— О, это жара, — улыбнулся Гейм. — И я не думал на вас обижаться, Беатриче.
Они молча дошли до ее отеля.
— Ну вот, — сказала Беатрис. — Я дома!
— Вы здесь живете?
— Вон там. — Беатрис мотнула головой вверх. — Третий этаж… комната двадцать шесть. До свидания, Ян.
— А где это свидание состоится? — спросил Ян, задерживая ее руку в своей. — И когда?
— Не знаю, — сказала Беатрис. — Всего хорошего!
У себя в комнате она села на кровать и долго, не двигаясь с места, смотрела в окно. Прошло три часа с тех пор, как она была в этой комнате последний раз, и за эти три часа все совершенно изменилось. Но что? Почему?
В комнате было очень жарко, несмотря на раскрытое настежь окно и прикрытые сквозные ставни, защищающие от солнца. Чувствуя, что буквально задыхается, Беатрис встала, походила из угла в угол и снова села, опустив голову на руки. Волосы были непривычно жесткими от соли и набившегося песка. «Сейчас выкупаться, вымыть голову», — подумала она. Но как все же быть с этим Геймом?
Она разделась, с трудом стащила влажный и колючий от песка купальник. После горячей ванны ей стало немного прохладнее, но настроение не улучшилось, странная тревога не оставляла ее ни на минуту. Начав одеваться, она передумала и решила, что лучше всего принять снотворное и поспать несколько часов.
Услышав в коридоре голос горничной, Беатрис быстро надела купальный халатик и выглянула за дверь:
— Тереса, нельзя ли попросить кого-нибудь сходить в аптеку?
Я схожу, сеньорита, — ответила горничная, — мне как раз нужно в город. Я сейчас только фартук сниму и зайду к вам, вы мне на бумажке напишите, что купить…
Подойдя к столу, Беатрис вырвала листок из блокнота и стала искать закатившийся куда-то карандаш. В дверь постучали.
— Да-да, входите, — сказала она не оборачиваясь, — я сейчас напишу…
Секундой позже Беатрис сообразила, что Тереса никогда так не стучит — у нее стук быстрый и торопливый, а этот какой-то нерешительный. Похолодев от мгновенного непонятного испуга, она быстро обернулась и закусила губы.
— Ян? — шепнула она, отступив на шаг. — Вы что…
Придерживая у горла воротник халата, она сделала еще шаг назад, наткнулась на край кровати и села, не сводя глаз с гостя. Тот продолжал стоять у двери, словно хотел и не мог что-то выговорить.
— Беатриче, —
И опять замолчал. Молчала и Беатрис. Мертвая тишина стояла в маленькой комнате, наполненной сухим зноем и запахом моря и солнца.
Потом — оба они вздрогнули — эта тишина взорвалась быстрым стуком в дверь. Выждав минуту, Тереса крикнула из коридора:
— Сеньорита Дора! Я иду, давайте бумажку!
Беатрис закрыла глаза.
— Не нужно, Тереса, — сказала она отчетливо. — Мне ничего не нужно, идите.
Было очень жарко в этой комнате, и она чувствовала, что от зноя ее кровь как бы сгустилась и пульсирует по телу с трудом, мучительно. Кровь так стучала в ушах, что ничего не было слышно, но Беатрис услышала все же, как щелкнул в двери ключ. И это было последним. После этого она не слышала ничего и ничего не видела, сидя на краю постели с накрепко зажмуренными глазами, судорожно вцепившись в ворот халатика пальцами, дрожащими от ужаса и нетерпения.
Часть III
Ступи за ограду
По обыкновению она вышла первой. Привычный страх, унизительный, как пощечина, опалил ее, словно эти семь шагов вниз по ступенькам, до поворота на тротуар, она проходила мимо раскаленной печи. Только свернуть — и никто, увидев ее, не догадается, что минуту назад она вышла из этих дверей…
Впрочем, она шла совершенно спокойно своей быстрой, легкой, чуть колеблющейся походкой, четко постукивая каблучками и бесстрастно глядя перед собой сквозь большие солнцезащитные поляроиды. Она всегда смеялась над этой дурацкой модой носить на глазах зеркала и никогда их не носила — именно поэтому стала носить теперь. Прическа тоже была изменена по мере возможности. Но все равно — у нее было слишком много знакомых, которые проводили сезон в Мар-дель-Плата, и каждый из них мог очутиться на этой улице, в этот самый утренний час, в эту минуту…
Знакомое стрекотание мотороллера догнало ее за углом, на середине следующего квартала. Не оглянувшись, Беатрис подошла к обочине тротуара и, когда рядом затормозила белая «ламбретта», примостилась боком на заднее седло, левой рукой взявшись за пояс Яна.
— Держишься? — спросил тот, не оборачиваясь.
— Да, поехали.
Мотороллер тронулся, ускоряя ход, вильнул влево, вправо, юркнул между машинами и помчался вместе с ними, фыркая и подпрыгивая. «До чего же нелепый вид транспорта», — подумала Беатрис, правой рукой нашаривая какую-нибудь дополнительную точку опоры позади себя.
— Где мы будем завтракать сегодня? — Ян спросил это громко, может быть, просто чтобы перекричать шум ветра и уличного движения, а может быть, и оттого, что его уже раздражало ее маниакальное нежелание появляться дважды в одном и том же месте. Беатрис, во всяком случае, восприняла его тон именно как раздраженный.
«Скоро начнутся сцены», — подумала она, а вслух сказала:
— Где хочешь. — Она выглянула из-за его плеча и прищурилась. — Что это там впереди, кажется «Мартона»? Вот и прекрасно.