У черты заката. Ступи за ограду
Шрифт:
— Дора! — крикнул из своей комнаты отец. — По-моему, у тебя в ванной наводнение!
Действительно, вода уже переливалась через край. Пришлось открыть слив и ждать, пока уровень понизится. «Нет ничего хуже домашних работ, — раздеваясь, думала Беатрис, — обязательно выйдет что-нибудь не так…»
Завтракали они в маленькой комнатке возле кухни, которая когда-то предназначалась для хозяйственных нужд, а теперь служила столовой. Настоящая столовая, парадная, помещалась наверху; дом строился в свое время в расчете на слуг, никто тогда не думал, что
— Вчера мы поссорились с мисс Пэйдж, — сообщила Беатрис, наливая отцу кофе. — Я думаю, она уехала отчасти из-за этого. И очень хорошо, по крайней мере отдохнем от ее порриджа [25] .
— Она пожилой человек, Дора, — дипломатично заметил доктор Альварадо. — Тебе не мешает об этом помнить.
— Господи, еще бы я об этом не помнила! Ты понимаешь, она просто на этом спекулирует — на том, что она старше и все должны ее слушаться. Ну хорошо, вообще слушаться — пусть, но она считает себя вправе меня третировать. Имею я право завести в своем доме собаку или нет?
25
Porridge — овсянка (англ.).
— Юридически — да…
— Ты все смеешься! — с досадой воскликнула Беатрис. — Мне нужна живая собака, а не юридическое право. А она мне заявляет: «Собака войдет в этот дом только через мой труп!» Если хочешь знать, собака никогда так бы не сказала… Да ты не смейся, папа, я говорю совершенно серьезно! Ты понимаешь, в таких случаях и видна вся разница между животным и человеком. Я уверена, что порядочная собака никогда не устроила бы скандала из-за того, что с нею в доме собралась поселиться старая дева…
— Дора, ты говоришь такие глупости, что слушать неловко, — поморщился отец. — И кофе на этот раз тебе определенно не удался. Как твой вчерашний теннис?
— Средне. Чемпионки из меня, боюсь, не получится. А кофе и в самом деле неважный. Хочешь еще?
— Пожалуй, чашечку.
— Я тоже выпью… Страшно хочу есть, вчера так и не ужинала.
— Из-за собак?
Беатрис кивнула. Доктор Альварадо принял чашку из рук дочери и улыбнулся:
— Да, этим животным явно суждено играть в твоей жизни фатальную роль. Помнишь ту историю в Тандиле?
Беатрис сделала выразительную гримаску:
— Я думаю, папа! Тетя Мерседес позаботилась о том, чтобы я запомнила ее надолго… — Она вдруг расхохоталась, едва не расплескав свой кофе. — Нет, па, но это было просто фантастически! «Дочь профессора истории покушается на жизнь муниципального служащего» — помнишь?
Доктор Альварадо улыбнулся и покачал головой:
— И ведь подумать, Дора, что тебе было уже двенадцать лет…
Беатрис, с набитым ртом, отрицательно замотала головой.
— Одиннадцать, что ты! — сказала она, прожевав. — Но дело не в возрасте, сейчас мне почти-почти восемнадцать, и я безусловно сделала бы то же самое. В сходных обстоятельствах, я хочу сказать.
Доктор Альварадо отставил чашку и, достав сложенный платок, прикоснулся к усам.
— Моя дорогая, ты ведь с тех пор не поумнела, я всегда это говорил. Одним словом, смерть собачникам.
— Смерть им, — с удовольствием повторила Беатрис. — Подписываюсь обеими руками. Я до сих пор жалею, что в тот раз промахнулась. А собаку я все-таки заведу, вот увидишь.
— В добрый час, ничего не имею против. Уладь этот вопрос с мисс Пэйдж и заводи хоть целую свору. Места хватит.
— Свору, — Беатрис мечтательно вздохнула. — Конечно, я с удовольствием завела бы свору, будь это возможно… Папа, а ты не мог бы сам?
— Что именно?
— Ну, уладить этот вопрос…
— О нет, Дора, уволь! — Доктор встал из-за стола. — В твоих отношениях с мисс Пэйдж я придерживаюсь нейтралитета, ты ведь знаешь.
Дора Беатрис надула губы.
— Пико говорит, что всякий нейтралитет априорно беспринципен…
— Не всегда, — засмеялся доктор, — далеко не всегда, Дора. Кто, говоришь, изрек эту сомнительную истину?
— Пико. Пико Ретондаро, ты его знаешь и даже говорил, что он очень умный юноша, — язвительно добавила Беатрис.
— Молодой Ретондаро, ну как же! Подумай, легок на помине — он ведь должен сегодня быть у меня.
— Кто, Пико? Чего ради? — удивилась Беатрис.
— Мы съездим с ним в одно место, к знакомым, — уклончиво ответил отец.
Беатрис фыркнула.
— Святые угодники, у доктора Альварадо оказались общие знакомые и общие дела с Пико Ретондаро…
— Ты же знаешь, Дора, я всегда интересовался молодежью. И старался по мере возможности поддерживать контакт со студенческой средой.
— Ладно, папочка, не оправдывайся, — снисходительно сказала Беатрис. — Когда приедет твой молодой друг?
Доктор посмотрел на часы:
— Через час. Ты чем сейчас думаешь заняться?
— Пока ничем. Посуду я вымою позже, ладно?
Беатрис убрала со стола и составила на поднос чашки.
— Пойдем пока наверх, посидим у меня. Ты вчера поздно вернулся?
— Нет, около двух. Заезжал к Хуан-Карлосу, но — бог меня прости — долго не выдержал…
Доктор Альварадо со старомодной учтивостью распахнул перед дочерью дверь.
— Бедняга, мне кажется, слепка свихнулся после сожжения Жокей-клуба… Окончательно подпал под влияние этого маньяка дона Марио и мечтает о создании иезуитской империи в бассейне Ла-Платы. Вообще, — доктор Альварадо усмехнулся, — у него собираются теперь совершенно немыслимые типы, неизвестно чем занимающиеся европейцы, какие-то подозрительные личности из испанского посольства, всякие отставные адмиралы. Вчера я чувствовал себя положительно нереально… Главное, все эти бредовые прожекты, их глубокомысленное обсуждение — совершенно всерьез, с цитатами из Мадарьяги и Унамуно…