У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
— Он мой начальник. Привыкла.
Майор возмутился:
— Как же он вас отпускает? Ведь знает, что убить могут. Я бы свою ни за что не отпустил!
— Он меня понимает. Я не могу сидеть на месте. Начинаю сходить с ума от покоя. Вы ведь тоже такой… — Из расщелины показалась голова Горчакова. Марина бросилась на помощь. Ухватилась за плечи и вытянула наверх. Обняв за пояс, подвела к скале: — Отдохни!
— Идти надо. Из-за меня опоздаем.
Майор оглянулся на своих ребят, застывших у камней. Хмыкнул:
— Еще трое моих парней не поднялись, так что дышите пока…
Степанова вновь прижала мужчину спиной к себе. Шепотом спросила:
— Тебе плохо?
Он выдохнул:
— Нормально. Я дойду, ты не переживай.
Маринке стало очень жаль Горчакова. Она стащила перчатку и ласково провела ладонью по его мокрому от пота виску:
— Потерпи. Сейчас вниз начнем спускаться и тебе с каждой пройденной сотней метров легче будет. Назад я поведу отряд более легким путем.
Леонид Григорьевич вздрогнул и попытался отстраниться:
— Если это из-за меня, то не стоит.
Она торопливо успокоила, удерживая его рядом:
— Ты же знаешь, я никогда не хожу одними и теми же тропами. Ты тут не при чем.
Последние разведчики поднялись на скалу. Женщина дала им передохнуть пять минут. Отправились дальше. Минут через двадцать все находились на вершине и укрывшись за камнями, смотрели на раскинувшуюся внизу заснеженную долину. Не заметив никакого движения, начали спуск.
Вниз спускаться было значительно легче. Марина вела их той тропой, которой когда-то забиралась на эти кручи. Цепляла канат за старые крючья, тщательно проверяя их. Группа скользила следом. Горчаков приободрился. Во время получасового привала успели немного перекусить сухпайком. Для полковника Марина подогрела банку тушенки на костерке меж камней из двух найденных отсыревших прутиков, клочка ваты и ссыпанного из одной пули пороха. Леонид Григорьевич хотел что-то сказать, но она перебила:
— Тебе лучше не возражать…
Мужики наблюдали. Она устроила этот походный костерок с большим знанием дела. За три минуты, что горел огонь, застывшее стеариновое говяжье сало растопилось и Горчаков с удовольствием принялся за еду. Маринка о себе не позаботилась и спокойно уплетала цепляющуюся за зубы тушенку наравне со всеми. Ей было не привыкать.
В семнадцать двадцать они спустились к подошве. Метель только начиналась. Крупные сырые хлопья били в лицо, залепляя глаза. Ветер мешал идти и люди боролись с ним, наваливаясь грудью. В десяти метрах ничего нельзя было разглядеть. Женщина повернула направо. Полковник еле шел, опираясь на альпеншток при каждом шаге. Ноги дрожали от усталости. Он вдруг почувствовал свой возраст и понял, что для подобных операций уже не годится. Сердце кололо. Таясь ото всех, достал третью таблетку валидола и сунул под язык.
Степанова неожиданно повернула в сторону горы и метров через триста подвела отряд к затерявшейся среди голых кустарников пещере. Ее черный рот показался уставшим людям подарком судьбы. К этому времени все они вымокли спереди. Женщина пояснила:
— У пещеры выхода нет и она не глубокая, но по крайней мере хоть защищает от ветра и снега. Топлива достаточно, сейчас наберем. Тут полно кустарника. Дорог поблизости нет, селений тоже, вода далеко. Придется растопить снег. Я в этой пещере сутки провела.
Включив фонарик, вошла внутрь, на ходу стаскивая сырую тяжелую маску. Спецназовцы с интересом глядели на ее лицо, на рассыпавшиеся по плечам волосы. Она забила их рукой под кепку, кое-как спутав в узел. Двое, по приказу Андриевича, остались у входа. Пещера оказалась просторной и тянулась вглубь метров на десять, заворачивая влево. В ней было сухо, ветер сюда не доставал из-за уступа. Сбросив рюкзаки у стены, разведчики отправились за хворостом для костра. Горчаков направился вместе со всеми. Ему казалось неудобным признаваться в слабости, хотя он и догадывался, что его состояние уже ни для кого не является секретом. Марина остановила:
— Останься. Посиди немного. Нам не привыкать, а тебе и пройденного пути хватит. Лучше включай фонарик, когда услышишь, что мы идем. Отдыхай, мужики не обидятся…
Он благодарно взглянул ей в лицо. Устало присев на свой рюкзак, опустил голову на грудь и застыл. Каждая клеточка, казалось, молила об отдыхе. В легких аж саднило от напряжения и разреженности воздуха. Сердце билось с перебоями, ощутимо толкаясь в грудную клетку. Он ясно чувствовал его. Глаза постепенно привыкали у мраку пещеры и вскоре Леонид Григорьевич различал сваленные темные валуны из рюкзаков и полумрак на входе.
Каждый спецназовец насобирал и приволок по огромной охапке хвороста. Он был отсыревшим и намокшим, но это никого не смущало. Были бы дрова, а уж разжечь костер для этих профессионалов не было проблемой. За валежником ходили трижды, чтобы обеспечить себя дровами на всю ночь. Костер развели возле левой стены, использовав ее как естественное укрытие. Построили стенку из камней, чтобы отсвет нельзя было заметить снаружи. Теперь этот отсвет был на потолке, но заметен очень слабо, так как потолок пещеры был значительно выше входа.
Натаяли снега. В котелках сварили горячую похлебку из концентрата и с удовольствием поели горячего. Степанова готовила на себя и Горчакова. Полковник уже не возражал. Все, кроме двух часовых, расселись у костра, с удовольствием подставляя лица теплу огня. От сырой одежды шел пар. Многие скинули куртки и развесили их на укрепленных палках вокруг, чтобы просохли.
Во время ужина мужики украдкой поглядывали на красивое лицо женщины. Ели молча, от усталости было не до разговоров. После еды майор распределил график дежурства на ночь среди своих подчиненных. Ни Марину, ни Горчакова к этому он привлекать не стал, а на их возражения ответил: