У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
Алексей Горев через весь автобус напряженно спросил:
— Елена, мой, значит, тоже на офицера напал?
Женщина обернулась:
— Спроси Маринку, Леша! Вон она стоит! И Саша рядом. Я только вчера узнала.
Горев спрашивать не стал. Поглядел на стоящую пару, ничего не видящую и не слышащую, тяжело вздохнул и уставился в окно.
Больших проблем с заявлением не возникло. Ушаковы написали согласие на брак несовершеннолетней дочери и этим автоматически отмели уговоры “подождать до совершеннолетия”. Затем заявление написали Саша и
— Через четыре дня после моего семнадцатилетия!
Алексей Горев, вместо того, чтобы идти в поликлиннику, как намеревался раньше, отправился в училище. Прихрамывая из-за разыгравшегося в ноге артрита, дошел до ПТУ. Спросил у сторожа, где занимаются на курсах шоферов и направился в указанное здание. Занятия были в разгаре, когда он решительно вошел в класс. Поздоровался со всеми. Нашел сына глазами и подошел к нему. Наотмашь, при всех, ударил по лицу трижды:
— Это тебе за Маринку, это за офицера, а это от нас с матерью! Подлец! Как мы теперь в глаза людям смотреть будем? Я тебя не этому учил! Полдеревни слышало, что вы с Толькой Беловым учинили! Елена на весь автобус чихвостила Ефимовну, а если б она о лете минувшем узнала, мне можно было под колеса прыгать! Маринка молодец, слово держит!
Развернулся и пошел к двери. Посмотрел на застывшего возле плакатов преподавателя. Запоздало извинился:
— Извините! До свидания!
Щеки у Кольки горели от ударов. Он с ужасом посмотрел на преподавателя, на удивленных однокурсников. Вскочил и выбежал из класса. Догнал отца на улице. Схватил за плечо, останавливая:
— Папа, прости! Я люблю Маринку, потому и веду себя так!
Алексей Гаврилович тяжело обернулся:
— Нет, сынок, подлость не называют любовью. Это обычное стремление присвоить чужое! Когда любишь, ради любимой на расставание пойдешь и просто другом останешься, хотя душа будет плакать. Маринка замуж выходит. Сегодня они с офицером заявление подают. Родители согласие дали. Она к нему перешла жить.
Колька застонал и схватился за голову:
— Папка! Это правда?
— Правда. Но если ты снова дурное задумаешь, домой не приезжай и не показывайся никогда. Нам с матерью трудно будет, но мы вынесем этот крест. Понял, Николай? Маринка любит офицера. Я сам видел, какая она счастливая стояла.
Колька уткнулся лицом в толстый ствол вековой липы и зарыдал. Алексей Гаврилович с минуту стоял рядом, глядя на широкие вздрагивающие плечи сына, а потом медленно направился в город. Утешить парня ему было нечем. Он понимал, что пустые слова тут не нужны.
Маринка ходила по улице с гордо поднятой головой и счастливо улыбалась. Учителя в школе перешептывались. Они не знали, как относиться к ученице, которая в открытую живет с мужчиной. Более мудрые учителя относились по-прежнему. Кое-кто поздравил. Хоть и сделали это без свидетелей, но Маринке было приятно, что не все в школе осуждают ее. Все знали, что они с Сашей подали заявление в ЗАГС и скоро свадьба, но вопиющее нарушение общепринятых правил шокировало
— Послушаем, что нам мужняя жена скажет…
Маринка стерпела раз, второй, а на третий заявила при всем классе:
— Мария Васильевна, да, я мужняя жена. Мы вместе, потому, что любим. Вы усмехаетесь и стараетесь меня задеть, не понимая, что задеваете прежде всего себя. Вам уже сорок три, а замуж вам никто не предлагал. Знаете почему — из-за дурного характера. Вы никому не нужны и одиноки, а я любима и вас просто гложет зависть!
Мальчишки на задней парте захлопали в ладоши:
— Молодец, Ушакова, так ей! Сколько можно издеваться? Мы давно внимания не обращаем, в деревне примирились, одна “Рожа в саже” злобствует! Старая дева!
Учительница вскочила, швырнула на пол указку и выскочила из класса с побледневшим лицом и красными пятнами на щеках. Она рванула прямиком в директорский кабинет и разрыдалась, упав головой на стол:
— Не могу больше! Не могу выносить эту несносную девчонку! Теперь на ее защиту встает весь класс! Уму непостижимо: мальчики назвали меня “старой девой” вслух! Они поддерживают ее…
Юрий Семенович налил воды из графина в стакан и протянул Марии Васильевне:
— Это вы об Ушаковой говорите? Что случилось на этот раз?
Классная руководительница, сквозь всхлипы и причитания, рассказала правду. Директор сел за стол, постучал ладонью по столу, как делал всегда на уроках, призывая класс к тишине. Учительница притихла, а директор не спешно заговорил:
— Я давно заметил, что Марина Ушакова действует на вас, как красная тряпка на быка. Долгое время не понимал, в чем тут дело. Учится она хорошо, уверенно идет на золотую медаль, не смотря на перемены в жизни. Девочка умная. Я считаю, в данном случае не правы вы. Не стоило задевать ее чувства, тем более неоднократно. С мальчишками я поговорю, но и вам стоило бы пересмотреть отношение к Ушаковой. Да и на себя обратить внимание…
Учительница вспыхнула и настороженно подняла голову:
— Что вы имеете в виду?
— В последнее время вы умудрились перессориться со всеми учителями в школе. Все вас сторонятся. В учительской при вашем появлении наступает тишина. Вы не замечали? Учителя не хотят обсуждать при вас свои проблемы. Не рассказывают о случаях на уроках, как раньше. Не хочу вас оскорбить, но если так пойдет и дальше, нам придется расстаться. Я не потерплю в педагогическом коллективе разлада. Надеюсь, вы меня поняли?
Мария Васильевна оскорблено поджала губы:
— Я этого так не оставлю и пожалуюсь в область! Мой педагогический стаж составляет более восемнадцати лет и такого вопиющего безобразия ни разу не было. Вы взяли под защиту девчонку, поведение которой аморально.
Юрий Семенович вздохнул:
— Жалуйтесь хоть министру просвещения! Это ваше право.
Едва “Рожа в саже” вышла из кабинета, он позвонил в областной отдел просвещения. Там работал его институтский приятель. Рассказал об угрозе мстительной преподавательницы и поставил в известность о происходящем в школе: