У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
— Игорь, когда Юрий приедет, пусть он отвезет меня в управление. Мне надо Зою подготовить…
В дверь позвонили. Андриевич успокоил насторожившихся ребят:
— Это Стефанович. Я пригласил…
Швец открыл дверь. Из-за угла раздался басовитый голос Стаса. Шергун тихо спросил:
— Что ты задумал, Вацлав?
— Дать бой этой своре вместо Марины! Пусть не думают, что она одна.
Олег предупредил:
— Погон лишишься, если на экране появишься. Ты ведь спецназовец.
Андриевич устало ответил:
— Знаешь,
Шергун протянул ему руку:
— Понимаю. Удачи!
Вошел Юрий Скопин. Олег и спецназовец сразу вышли. Вацлав сел в то же кресло, в котором сидела Марина, давая интервью. Попросил:
— Стас, будь добр, пусти этот рассказ в эфир побыстрее, не меняя ничего. Маринка тебе верит и я тоже верю, потому и пригласил приехать. Плохо ей и мы, мужики, должны прикрыть ей спину. Облить человека дерьмом просто, а вот отчиститься бывает сложно.
Стефанович кивнул:
— Вацлав, может мне твое лицо тенью прикрыть? Голос могу изменить. Я слышал, о чем вы говорили со слепым полковником… Ты действительно рискуешь погонами.
Полковник покачал головой:
— Не надо, Стас. Начинай…
Камера тихо заработала и он заговорил:
— Я полковник спецназа Вацлав Андриевич. С Мариной Степановой знаком с Афганистана. На данный момент нахожусь в ее квартире. Грязная сплетня, от первого до последнего слова лживая, отправила хозяйку этой гостеприимной квартиры на больничную койку. Кто-то немало заплатил, чтобы пустить на полосу газеты смоделированную фотографию и вывести Марину из политической игры хотя бы на время. Это сделал тот, кто боится Марины, как огня. Боится, что о его грязных делах, которые так хочется скрыть, узнает вся страна. Мы разыскали фотографа. Вот как выглядела фотография в действительности…
Вацлав достал из кармана снимок и поднес к камере поближе, повинуясь руке Станислава. Достал второй снимок, где одного из персонажей уже не было:
— А вот так все это делалось. Постепенно убирались посторонние люди, изображенные на снимке. Но есть маленький изъян на этом довольно правдоподобном снимке: солнечный свет на улице и горящая люстра в кухне. Кто включает свет днем, если окна раздернуты и солнце светит?
Андриевич указал в угол фотографии, где была прекрасно видна озаренная солнцем стена, а потом в центр, где ясно виднелись горящие лампочки. Поднес фото еще ближе к камере. Затем вернулся в кресло:
— Мы, друзья Марины, ни на секунду не усомнились в ее честности и порядочности. Она всегда готова прийти на помощь ближнему. Сколько раз она рисковала собой не счесть. Теперь мы, боевые офицеры, обязаны встать на ее защиту. Прикрыть спину, как в бою. Пусть не думают те, кто задумал подлое дело, что армия снова промолчит на оскорбление нанесенное депутату Степановой. Марина показала нам пример стойкости и мужества не только в боях, но и здесь, на политической арене. Именно, арене! Депутаты, словно быки, атакуют хрупкую женщину, забыв о чести и совести.
Он передохнул, а потом снова заговорил:
— Пусть не думают политики, что с Мариной умрет голос Армии. На ее место встанет следующий, кто не побоится бросить правду в лицо. Вы продали и предали всех, но честное имя Маринки вам запятнать не удастся. Этим снимком задета честь еще одного человека, боевого генерала. Политики делают все, чтобы опорочить честные имена, вывалять в той грязи, которой покрыты сами. Только алмаз остается даже в грязи алмазом, а не дешевой стекляшкой, какой является тот, кто заказал травлю Степановой и Бредина.
Андриевич махнул рукой, показывая Стефановичу, что закончил, но тот спросил:
— Вы согласны с тем, что говорит Марина Ивановна Степанова по поводу вывода войск из Чечни?
— Целиком и полностью. Все, кто там воевал, согласны. Политики всадили армии нож в спину. Мы побеждали бандитов и били их. Крепко били. А сейчас чеченские лидеры требуют у «проигравшей» России контрибуцию. Войну проиграли никчемные политики и им подобные, а не те, кто действительно воевал.
— Под «им подобных» вы подразумеваете генералов из Генштаба ни разу не побывавших на позициях?
Вацлав не стал кривить душой:
— Точно! Крика от них много и приказов хоть отбавляй, а толку ноль. Нам на месте виднее было, куда вести солдат, куда отступить или где ударить побольнее. Эти деятели постоянно совались. Сколько замечательных ребят по их вине погибло…
Полковник сказал последние слова с горечью и упрямо поглядел в камеру. Стефанович задал еще один вопрос:
— Просочились сведения, что у Марины Ивановны обширный инфаркт и еще что-то. Вы не могли бы прояснить ситуацию?
— Вы извините, но я не медик. Спросите в госпитале у докторов.
Стефанович выключил камеру и подошел к Андриевичу:
— Теперь репрессии последуют. Не боишься? Конечно, здорово, что ты выступил, но ведь опасно, Вацек! Видишь, что с Мариной произошло? Ведь и тебя могут в грязи вывалять.
Полковник усмехнулся:
— Найдутся друзья, чтобы отскоблить.
Станислав протянул ему ладонь:
— Тогда я побёг! Вечером в эфире будет. Обещаю! Сейчас мое начальство на ушах бегать начнет! У меня снова «горящий» репортаж…
Телевизионщик сказал эти слова радостно. Вацлава словно в грудь что толкнуло. Он предложил:
— Стас, возьми пару ребят. Пусть проводят тебя до студии. Что-то мне тревожно стало. Понимаю, что глупо выгляжу, но меня это чувство не подводило.
Оператор внимательно поглядел полковнику в лицо:
— Если они не против…
Андриевич вышел из комнаты:
— Оленин, отправь со Стасом пару парней с оружием. Пусть до самой студии проводят и внутри побудут, пока репортаж в эфире не покажут.