У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
Андриевич вернулся к часу дня. Вацлав прогулялся по Москве, несмотря на пасмурную ветреную погоду. Он знал, что Марина, пока они жили в квартире, приезжала обедать домой. Сама разогревала пищу и кормила мужчин, с удовольствием ухаживая за ними. Подошел к двери. Достал ключ и машинально прислушался. Обычно из квартиры доносились оживленные голоса и смех. Охранники делились своими наблюдениями за посетителями, весьма точно передавая интонацию и движения. На этот раз стояла тишина. Вацав ухмыльнулся и хотел постоять на площадке, решив,
Ребята стояли в коридоре и молча смотрели в открытые двери кухни. За столом сидела бледная, словно смерть, Маринка. На столе лежала газета и листок бумажки. Остановившимися глазами она смотрела перед собой и не отреагировала на открывшуюся дверь. Андриевич, не раздеваясь, пронесся в кухню, расталкивая мужиков:
— Марина, что случилось?
Она даже не повернула головы, словно не слыша вопроса. Он машинально взглянул на газету и вздрогнул. Огромная цветная фотография потрясла его. На ней были изображены Марина, обнимающаяся с генералом. Они лежали на полу кухни. Бредин, в майке и брюках с лампасами, крепко прижимал женщину к себе обоими руками. Она была в легком халатике. Весело смеялась, уткнувшись ему в грудь носом и зажмурив глаза.
Вацлав схватил газету и прочел заголовок: «Депутат-правдолюбец — генеральская любовница». Он перевел взгляд на лежавший на столе листок бумаги и прочел: «Прощай. Я ухожу. Костя». Маринка подняла глаза на Андриевича. В них стояла боль:
— Он ушел, даже не выслушав… Я случайно сшибла генерала со стула в тот вечер, когда вы приехали. Сама удержаться на ногах не сумела. Все видели Зоя и водитель Бредина, Олег слышал падение…
Женщина вскочила на ноги, пробежала мимо и скрылась в своей спальне. Вацлав был разведчиком. Он пригляделся к снимку. Что-то показалось ему неестественным. Он поднял газету на уровень глаз, затем посмотрел на раму, полузакрытую занавеской. Обернулся:
— Мужики, а ну-ка, идите сюда! Игорь, взгляни… Как ты думаешь, откуда фотографировали? К окну не подходи.
Охранники осторожно принялись разглядывать дом напротив. Оленин задумчиво произнес:
— Вон из того затемненного окна на девятом этаже могли или рядом с ним, где шторы чуть приподняты…
Андриевич поглядел на окно, затем на снимок:
— Правильно. Теперь смотри на газету. Что видишь вот на этой раме?
— Свет солнечный… Когда вы приехали пасмурно было… Господи! В кухне свет горит! Снимки наложены друг на друга!
Полковник взглянул на подозрительные окна и задумчиво произнес:
— Не знаю почему, но мне кажется, что этот фотограф там. Пошли, проверим? Двое со мной. Остальным — успокойте Маринку!
Андриевич захватил с собой дежурившего лейтенанта. По дороге объяснил ему ситуацию. Демин возмутился:
— Если удастся доказать, кое-кто здорово пожалеет, что на свет родился!
Они легко прошли в подъезд. Консьержка проводила до нужной квартиры. По просьбе милиционера позвонила в дверь. Мужской голос спросил изнутри:
— Кто там?
— Ефим Гаврилович,
Щелкнул открываемый замок. Вацлав резко толкнул дверь и ворвался в квартиру. Без слов кинулся в комнату: на треножнике был установлен фотоаппарат с длинным объективом. Следом Оленин и Демин вволокли упирающегося хозяина, который орал:
— Не имеете права врываться без ордера! Я буду жаловаться!
Консьержку попросили остаться, как свидетеля. Андриевич обернулся:
— Что и требовалось доказать! Вот оно затемненное окно. Именно отсюда эта гадина сфотографировала Маринку. Можешь жаловаться хоть Господу Богу, теперь тебе никто не поможет. Я сам сделаю все, чтобы в колонии, куда ты попадешь, мужики узнали, против кого ты копал. Маринку там уважают. Я сам читал письма от заключенных. Что будем делать, старший лейтенант?
Демин огляделся в квартире:
— Следственную группу вызовем, а пока сами посмотрим…
Милиционер и спецы, оставив фотографа под охраной младшего сержанта, принялись бродить по квартире. Заглядывали в шкафы, ни к чему не прикасаясь. Зашли в небольшой чуланчик, служивший фотографу лабораторией и обалдели. Со всех сторон на них смотрела Марина. Целые стопки фотографий лежали на столике. Многие были изрезаны. На чистые листы белой бумаги приклеены силуэты Степановой и ее охраны. Причем некоторые фото выглядели, как интимные. Офигевший Леонтий увидел себя полуголым и в постели с Маринкой. С минуту приходил в себя, почесывая затылок.
Демин, рывшийся в стопке чуть подальше, едва не заплясал от радости. Он первым нашел настоящие снимки: хохочущий у окна водитель генерала, Зоя и Олег Шергун, лежащие на полу Бредин и Маринка. Причем голова Бредина лежала на ноге у Зои Шергун. Следом милиционер вытащил целую пачку монтажных снимков. Фотограф «убирал лишние» персонажи по очереди. Надо сказать, что получилось у него довольно правдоподобно, если бы не накладка со светом в кухне и солнцем за окном. Они вышли из лаборатории. Все еще ошеломленный Швец показал фотомонтаж Оленину. Игорь вытаращил глаза:
— Ничего себе! Этак можно любого человека грязью облить!
Старший лейтенант обернулся к фотографу:
— Теперь ты долго снимать не сможешь! Что за газетенке продал туфтовый снимок? Сколько тебе заплатили, чтоб подставить Марину Ивановну? Молчишь? Ничего, через часок все расскажешь у следователей. Я вызвал тех парней, кому верю сам. Они с тебя стружку снимут.
Андриевич ответил вместо задержанного:
— «Свободная газета» называется.
Оленин хмыкнул:
— Самые злейшие враги Марины! Эти все опубликуют, лишь бы насолить ей. Теперь им придется ответить за оскорбление депутата.
Демин пожал плечами:
— Отвертятся, как пить дать! За спиной главного редактора этой газетенки сам Полено стоит и еще несколько шишек поменьше рангом. Все свалят на фотографа, подсунувшего ретушированные снимки. Скажут, что ничего не заметили. Опубликуют настоящий кадр с фальшивыми извинениями и дело заглохнет.
Вацлав вздохнул:
— Эх, Костя, Костя…