У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
Марина сидела между Силаевым и Огаревым, Зоя между мужем и Андриевичем, Тамара между мужем и солдатом. Бредина и Шергун переглянулись. Генеральша вытащила таинственный пакет из-под стола и достала из него два хрустальных высоких бокала:
— В скором времени, как мы понимаем, свадьба у Марины и Кости намечается. С ее занятостью и его частым отсутствием этой свадьбы, как таковой может не оказаться. Распишутся и снова в бой! Раз уж Костя приехал… — Генеральша махнула рукой, явно сбившись с подготовленной речи и крикнула: — Это наш маленький подарок. Горько!
Силаев смутился:
— Я в таком виде…
Зоя успокоила:
— Ничего страшного. Все свои. Горько!
Смущенная Марина начала приподниматься, увидев, как встает Костя. Он нежно поцеловал ее при всех. Женщина чувствовала, как щеки начали гореть. Она торопливо принялась за еду. Бредин с аппетитом уминал кролика. Потом все же сказал:
— Заяц вкуснее был!
Степанова мигом подстала к словам:
— Он был свежий, а кролики недели две или три в морозилке лежали. Жень, поохотиться в следующие выходные не желаешь? Костя, поедешь? Уедем куда поглуше, чтоб милиция не поймала и с винтовочкой…
Силаев кивнул, а Бредин хитренько сказал:
— Я согласен, но с условием: стреляешь ты. В последнее время мне не так часто приходится иметь дело с оружием. Тамара, отпустишь на охоту с Мариной?
Жена пожала плечами:
— Почему нет? Едьте. Только без добычи не появляйся, хоть ворону, но привези!
Евгений Владиславович под смешок присутствующих, согласился с требованием жены:
— Это мы всегда пожалуйста! В Подмосковье ворон много, особенно на помойках!
Обстоятельств вывода войск из Чечни старались не касаться, но без этого было не обойтись и вскоре разговор зашел о войне. Мужчины помрачнели. У Андриевича скулы заходили ходуном, а огромные кулаки самопроизвольно сжались. Зоя и Тамара слушали. Марина задавала вопросы, часто задумывалась. Бредин внимательно и с какой-то грустью наблюдал за ней. От Кости это не укрылось. Силаев вздохнул, понимая, о чем думает генерал: женщина автоматически готовила новое резкое выступление в Думе, а это грозило новыми покушениями…
Расходиться начали после двенадцати ночи. Бредины и Шергуны вышли вместе. Генерал еще в квартире приказал солдату вначале заехать на квартиру полковника. Семейные пары тепло попрощались с мужиками и спустились вниз. Трое мужчин принялись помогать Марине убирать со стола. Вацлав поглядывая на остатки пиршества, произнес:
— Н-да, давненько мне не приходилось подобных кушаний пробовать… А кролик был просто великолепен. Не зря генерал запал на него. Марин, где ты так готовить научилась?
Она как раз складывала грязные тарелки в стопку. Замерла на минутку. Вздохнула. Ответила, словно вспоминая:
— Дома. Вместе с мамой в выходные какие только рецепты не пробовали! В течение недели доставали продукты, а потом изощрялись. Отец смеялся: «Готовили полдня, а съели за пять минут»!.. Мужики, может останетесь до следующих выходных? Вместе поохотиться съездим…
Огарев покачал головой:
— Я по своим стосковался. Жена ждет. В каждом письме тоска ее слышится. Сыновей почти год не видел. Ты извини, Марин. В гостях, конечно, хорошо, но дом есть дом. Ты сама понимаешь… Вот Вацек пусть остается. С сестрой он повидаться успеет, да и с зятем поссориться тоже.
Андриевич подумал пару минут:
— Я не против, только не хотел бы третьим лишним оказаться. Марине с Костей побыть вдвоем хочется. Понимаю…
Степанова рассмеялась, шутливо шлепнув его по руке:
— Дурачок ты! Смотри, сколько комнат! Оставайся. Лишним не будешь…
Марина мыла посуду, а они сидели рядом на кухне и рассказывали, как горько обидел воевавших солдат и офицеров генерал Коршун. Огарев откровенно сказал:
— Мы думали, все же свой генерал! Поймет, выслушает, защитит от произвола политиков. А он нам поддых врезал. Нас враги боялись! Он нас перед всем миром ославил, в трусов превратил. Представляешь, Марин, вывод этот на драп похож. Все в спешке, все кое-как. Не мало оружия останется в Чечне.
Она присела напротив и пытливо поглядела на всех троих:
— Мужики, как сейчас устроились?
Андриевич и Огарев мрачно переглянулись, уставившись в стол. Вацлав жестко сказал, не глядя на депутата:
— В летних палатках посреди чиста поля, под Полтавским. Это километрах в тридцати пяти от Моздока. Бочек не хватает, чтоб печки сделать. Треть личного состава с простудой мучается, у некоторых чирьи по телу пошли. Вода питьевая в станице. Приходится возить В Куре настолько грязная течет, что даже для стирки приходится вначале дать отстояться. Да и стираться не в чем. Вот почему мы такие грязные прибыли. Местные жители некоторых из ребят, наиболее тяжелых, по домам разобрали. Там нас понимают, а вот в Москве не хотят. Мы попытались справедливости добиться, так нас в отпуск отправили. Вместо нас заместители командуют, с ними легче справиться…
— Генерал знает?
В разговор включился Огарев:
— Знает. Тоже ничего сделать не может. Вся надежда на тебя. Пусть хоть продукты присылают во время, полевые кухни нужны, печки-буржуйки требуются. Ведь с нуля начинаем! Так не хотел ехать, кто бы только знал! Мужики там мерзнут…
Марина внимательно поглядела на друзей и спросила:
— Мужики, вы согласны рассказать все это одному моему знакомому с телевидения? Мужик хороший, армии симпатизирует, независимый канал. Его даже в Штатах смотрят. Вацек, он тоже поляк. Обещаю: ни фамилий, ни имен не будет. Но это единственный способ заставить правительство шевелиться. В Думе такой вопрос вероятнее всего вообще поднимать не станут, даже если я каждый день об этом твердить начну. Насмотрелась, знаю!
Полковники переглянулись:
— Мы верим тебе, Марин. Давай попробуем! Рискнем погонами. Все равно в грязи по самые уши, благодаря «миротворцу»…
Марина притащила телефонную трубку и не смотря на позднее время собралась набрать знакомый номер. Огарев взглянул на часы:
— Поздно уже, Марин. Не удобно.
Она четко ответила:
— У меня деловой звонок, значит не поздно. К тому же сейчас под окнами шпионов нет.
Набрала номер. Долго шли гудки, затем заспанный голос произнес: