У каждого свой путь.Тетралогия
Шрифт:
Огарев усмехнулся, оглядываясь в чистеньком коридоре:
— Марин, ты погляди на нас, а затем на себя. Твое белье нам на руку не налезет!
Она хитро усмехнулась:
— Дудки! Налезет! Мне в последний раз форму пятьдесят четвертого размера выдали! Два простых и одно теплое. Косте я спортивные брюки приобрела по случаю. Как раз три штуки. И нижнее белье купила. Тоже можно одевать. Ну, так что, оденете?
Андриевич смутился:
— Да вроде неудобно в нательной рубахе перед депутатом ходить…
Женщина расхохоталась. Бросилась в свою комнату. Они вошли следом, разглядывая уютную комнату. Марина достала из шкафа спортивные штаны:
— Господи! Да я что, вас не видывала в таком виде? Так что переодевайтесь в чистое, а я вашу форму постираю. Или сначала поедите?
Марина переводила взгляд с лица на лицо, стоя со стопкой одежды в руках. Огарев покачал головой, поглядев на друзей:
— Помыться надо, а то на чертей похожи. Милиция внизу документы чуть ли не обнюхивала. Марина, мы форму сами постираем. Костину стирай…
Степанова улыбнулась:
— Геннадий Валерьевич, вы же с ног валитесь. Давайте мойтесь, а затем поедите и спать. Грязную одежду оставляйте в ванной. Вечером поговорим. Я двое суток свободна.
Огарев, прихватив чистое белье, ушел в ванную комнату. Степанова провела Костю и Вацлава по квартире, словно экскурсовод. Пояснила:
— Зоя Шергун всю квартиру обставила. Она и в порядок ее привела. Мне все некогда было. Вацлав, вы с Геннадием Валерьевичем расположитесь в этой комнате. Устраивает? — Марина указала рукой на светлую чистенькую комнатку с двумя маленькими раскладными диванами: — Сейчас я их раскину и белье постелю…
Поляк притащил из прихожей сумки. Марина забрала сумку Силаева и под его взглядом перенесла к себе в спальню. Андриевич с трудом подавил вздох, глядя вслед. Костя ничего не заметил, так как тоже смотрел на Марину. Женщина вернулась и под их взглядами принялась стелить постели. Оба полковника помогли ей разобрать диванчики, превратив их в довольно широкие кровати. Огарев выбрался минут через двадцать в светло-коричневом теплом белье сверху и спортивных штанах с белыми полосками на боках:
— Господи, словно заново родился! Вацлав или Костя, который пойдет?
Марина сходила в прихожую и бросила к его ногам войлочные безразмерные тапочки. Андриевич переглянулся с Силаевым и артиллерист кивнул на ванную. Вацлав с готовностью исчез за дверью. Через несколько секунд зашумела вода. Женщина провела Огарева и Силаева в кухню. Костя сразу подошел к окну и отодвинул занавеску в сторону, глядя на две отметины на бронированном стекле. Тихо спросил:
— Это после того раза, как в тебя стреляли?
Она спокойно кивнула, проверяя, не остыли ли щи:
— Да. Во второй раз меня Володя Бутримов собой закрыл. Я его вчера проводила на поезд. Будет отдыхать целый месяц.
Огарев кивнул, присаживаясь на диванчик:
— Мы знаем. Генерал звонил, да и пресса не молчала. Лихо ты Коршуна поддела! Я испугался за тебя. Он сильно на тебя орал?
Степанова усмехнулась:
— Кто ему позволит? Орут на тех, кто позволяет на себя орать. Мне плевать, что он генерал, я ведь и сама могу рот открыть. Виделись не однажды. Здоровается сквозь зубы. Я ведь не соврала ни на йоту и он это понимает!
Геннадий Валерьевич задумчиво протянул, разглядывая похудевшее лицо женщины:
— Ох, Марина! Твое сентябрьское выступление мужики на магнитофон записывали, чтоб дать послушать тем, кого на территории не было. Крепко ты правительство поддела!
Из ванной выскочил Вацлав с полотенцем на голове. Прошлепал по коридору и словно ураган ворвался на кухню:
— Здорово! Сразу человеком себя почувствовал. Костя, вперед!
Силаев мгновенно исчез. Женщина принялась резать хлеб. Достала сметану и майонез, поставила тарелки, вытащила салат из холодильника. Немного подумав, водрузила на стол бутылку водки. Слегка звякнули стеклянные рюмки. Выглянула в коридор:
— Клим, Леон, обедать садимся, как только Костя помоется.
Полковники переглянулись:
— Марин, ничего, что мы без приглашения? Нас Костя приволок. Мы хотели в гостинице…
Степанова уставилась на них с такой обидой, что мужики смутились. А она сглотнув комок, выдала:
— Костя молодец, а вот вы, хоть и начальники мои — все равно дураки! И думать забудьте про гостиницу. Когда в Москве бываете, немедленно ко мне! Я вам всегда рада. Мы немало пережили с вами и понимаем друг друга. Думаете, если сейчас в Москве, так я изменилась? Ошибаетесь! Злее стала, может быть, но к вам я никогда не изменю своего отношения. Вы в отпуск?
Андриевич ответил:
— В отпуск. Из двух полков пока нас нет, собираются создать один. Народу мало. Меня заместителем к Геннадию, так что мы после отпуска вместе будем. Решили немного столицу посмотреть. Вспомнить, ведь учились здесь! Два-три дня и домой…
Он сказал последние слова как-то странно. Сразу отвернулся, словно бы для того, чтобы разглядеть картину на стене и Маринка не удержалась от вопроса:
— Вацек, а ты женат?
Он вздохнул и печально посмотрел на нее:
— До девяносто четвертого года был женат, а в девяносто пятом оказалось, что уже нет. Приехал в отпуск, а дочка чужого мужика «папой» зовет. Мне она обрадовалась и объяснила, что так ей мама велела. Кристине сейчас двенадцать лет. Я ведь поздно женился… Закурить можно?
Степанова кивнула, достала пепельницу из шкафчика и присела к столу:
— Ты к родителям едешь?
Вацлав глубоко затянулся и выпустил дымок к потолку. Поглядел на женщину:
— К сестре. Померли родители. Жена с новым мужем за границу умотала, так что дочку я всего скорее больше не увижу…